знала, что мне делать. Казалось, все тело одеревенело, холод распространился по телу, и только едва уловимый жар шел от родового перстня. Я поспешила по коридору, доверившись бабушке.

«Зайди на кухню».

Я, как сомнамбула, завернула туда.

«Найди донник, лимонник, женьшень и листья земляники. Возьми всего по щепотке и завари кипятком. Выпей», — бабушка диктовала, а я, не задавая лишних вопросов, делала. Перед глазами до сих пор стояли сплетенные и потные тела оборотней — беспринципных и подлых животных.

Сделав все, как мне велела бабушка, я заварила и немного подождала, а потом отлила ароматного и душистого чая в чашку, которую взяла с собой. С трудом добравшись до комнаты, я упала в кресло и под тихую мелодию, что напевала мне ба, пила чай. Успокоительный, как я поняла. Вскоре мои руки перестали дрожать, то и дело расплескивая отвар, и меня потянуло в сон, хотя была уверена, что не смогу уснуть после того, что увидела.

Утром придется принимать решение. Но какое?

Глава 3

Я резко проснулась, словно вынырнула из-под толщи воды. Голова не болела, тело было отдохнувшим, только сердце и душа болели от предательства.

Свесив ноги с кровати, я обернулась на другой край постели. Подушка даже не была примята. Эдмунд не приходил этой ночью. Он остался там. Был с ней и в ней. Меня замутило, и я с трудом успела добежать до туалета. Дурнота прошла, но не сразу.

«Свари себе клюквенный морс, можешь добавить пару долек лимона и маленькими глотками пей. Должно помочь…» — снова дала наставление бабушка.

«Ба…»

«Не плачь. Приводи себя в порядок. Сейчас ты должна помнить, что от твоего самочувствия зависит жизнь ребенка».

«Ты ничего не скажешь?»

«Все, что хотела, я уже сказала».

Бабушка ушла, а я была, скорее всего, ей благодарна. Мне хотелось побыть одной, ведь с некоторых пор это не так-то и просто, учитывая ее постоянное незримое присутствие. Я чувствовала ее боль, как собственную. Но сил слушать упреки в стиле «я же тебе говорила» не было никаких моральных сил, и бабушка это понимала. Хорошо учиться на чужих ошибках и советах, но, похоже, меня могут пронять только собственные «грабли» и «шишки». Тем более, что я решила… молчать, сделать вид, что ничего не знаю. Может быть, Эдмунд уже пожалел, что провел эту ночь с баронессой?

Я надела закрытое фиолетовое платье и убрала волосы в высокий хвост. Меня немного потряхивало. Я не была уверена, что смогу смотреть им в глаза. Но ведь я не могла все бросить! Он мой муж! Это мой дом! И у нас будет ребенок! Я должна сражаться за семью. Я должна вернуть внимание Эдмунда и избавиться от баронессы.

Нервный и явно несогласный вздох я ощутила на грани сознания. Но я не обратила на него внимание. Это моя жизнь, и я сама решаю, как ей распорядиться.

«Твердолобая…» — прошептала ба и явно покачала головой.

Я отмахнулась и спустилась на первый этаж. Только стоило мне зайти в столовую, как я поняла, что меня вовсе никто и не ждал. Посуду уже убирали. Слуги увидели меня и поспешно начали все возвращать.

— Эдмунд уже позавтракал? — мой голос плохо слушался, то и дело немного подрагивая.

— Да, хозяйка. Лорд с гостьей позавтракали и уехали, — ответила мне Лана, молоденькая оборотница, что работала тут с первого дня моего появления, собственно, как и другие прислужницы.

Единственное, что их объединяло — все они были сиротками. Эдмунд, имея большое и бескорыстное сердце, взял их на работу и платил достойное жалование. А я следила за тем, чтобы у них все было: от вещей до простого, но сытного обеда. Все они жили здесь, в доме для прислуги, стоявшем в некотором отдалении от нашего особняка в тени деревьев.

Другие работницы кухни поспешили покинуть обеденный зал. Я чувствовала их взгляды на себе. От слуг мало что можно скрыть. Я все поняла, и от этого становилось еще горше. Одно дело, когда ты знаешь об этом, другое — когда об этом знают все, но делают вид, что ничего в этом такого предосудительного нет.

Но какие у меня были варианты? Сыну ведь нужен отец? Что, если Эдмунд просто оступился? Я была готова наступить себе на горло.

«Но ведь он даже сейчас бросил тебя. Уехал вместе с ней» — это уже были мои мысли. Бабушка по-прежнему молчала, но сопереживала.

Я промаялась до обеда и не могла найти себе места, блуждая по дому, пока не решила заняться тем, чем давно должна была. Но начала я с похода на кухню. Кухарка уже привыкла к тому, что я время от времени заходила сюда. Потому просто предоставила мне то, что я хотела и продолжила готовить. Я сама вскипятила воду, добавила туда ягоды клюквы, довела до кипения и добавила по вкусу пару ложек сахара.

Единственное, никто не дал донести все это мне самой до библиотеки. Кухарка сама окрикнула молодого служку и приказала помочь хозяйке. По ее лицу и тому, что она то и дело отводила глаза, я поняла, что уже и до кухни докатились свежие новости. Но что она могла сделать? Однако ее молчаливое сочувствие было мне поддержкой.

Я пошла за мальчишкой и помогла ему открыть дверь в библиотеку. Тот споро поставил серебряный поднос на столик и оставил меня одну. Здесь пахло книгами и чистотой. Библиотека была большой, но за ней следили. Я дошла до дальнего стеллажа, где и стояли фолианты по магии.

Я хотела забрать свою мать сюда или хотя бы дать ей знать, где я. Только вот все осложнялось тем, что как только попала сюда, оказалось, я совершенно не знала здешнего языка, поэтому не умела читать и писать. Только бабушка была моим незримым переводчиком и учителем, ведь она единственная кто мог меня понимать. Первые три месяца моего пребывания в этом мире мы худо-бедно перебивались. Я продала свои украшения, купила вещи первой необходимости и ела то, что собирала в лесу. Я верила, что мои трудности всего лишь временные. Язык давался легко, еще бы, когда в голове сидит личный учитель, рассказывающий сказки.

Однако воспользоваться родовыми книгами и записями деда я не могла, потому что до сих пор не имела доступа к хранилищу семьи. А бабушка за пятьсот лет ожидания и пребывания в камне не могла вспомнить нужный ритуал. Да и видела она его всего раз, когда успела только схватить листок из кабинета своего