Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Что это, Валик? – с выдохом повторила она.
- Н… не знаю, - запнулся тот, заглядывая внутрь через порог. – Одно могу сказать: в радиорубке такое же свечение. Возникло несколько минут назад. Полоснуло по потолку молнией, передатчики едва не разнесло в куски. Я выпрыгнул наружу. Постоял, покричал кого-нибудь. В ответ – тишина.
- Я тоже кричала.
- И что?
- Ничего. Никто не ответил.
Несколько секунд они стояли в полном оцепенении.
- Ты заметила, что судно не издаёт никаких звуков?
- Ага, - всхлипнула Лиля. – Ни грохота льдин, ни шума двигателей.
Валик кивнул, подтверждая:
- Точно! Мало того, не чувствуется даже вибрации самого ледокола, какая бывает при движении сквозь ледовые поля. Такое ощущение, что мы внезапно остановились, и нас затёрло среди громадных льдин.
- Что будем делать? Ни Прохор не явился, ни девочки мои. Обед накрывать некому, я же одна не справлюсь!
- Ты сейчас думаешь именно об этом? – опешил Валик. – После всего, что мы видели в кают-компании? Это чёртово свечение едва нас не шарахнуло молниями, а ты думаешь об обеде?
- Но ведь должны же сейчас явиться Вера с Катей, - жалобно протянула она. – Прохор, пусть и поддатый. Экипаж, опять же. Мы их кормим в три захода… - и осеклась, прерванная Валиком.
- Есть, кто на палубе? – проорал тот в полнейшей абсолютной тишине, поворачиваясь в разные стороны. – Отзовитесь кто-нибудь! Васильчиков! Толик! Кузьмич! Кто меня слышит?
Судно молчало.
Молчали переходы отсеков. Молчали лаборатории, каюты, технические помещения и трюмы.
Молчали палубы. Молчал весь ледокол.
********
Лиля медленно сползла спиной по стене переборки, охнув от безнадёжности.
- Ты что-нибудь понимаешь? – тихо спросила она, почти шёпотом, прижимая притихшую Муську.
- А бес его знает... - Валик стоял над ней в бессилии, почёсывая от досады затылок.
- Единственное, приходящее на ум, то, что в этой части палубы мы одни. Дальше по коридорам и переходам идут лаборатории и отсеки с хранилищами. Твой камбуз, технические склады, моя рубка. Но когда я пробирался сюда в кают-компанию, крича во всё горло, мне так же никто не ответил. Следовательно, что?
- Что?
- По всем вытекающим признакам, ни в одном из помещений, включая и лаборатории, сейчас никого нет. – Он секунду помедлил, затем зловеще, с каким-то придыханием, протянул: - НИ-КО-ГО.
И замолчал, безнадёжно опустив руки. Спустя несколько секунд вдруг встрепенулся:
- Стоп! Лаборатории, мать их в печёнку! Я же получал какую-то радиограмму, насчёт этого хренова академика, что мы взяли на борт в порту.
- И что?
- Кузьмич говорил, что они там, закрывшись от всех, творили какие-то бесовы опыты. Что-то там насчёт проколов во времени. Якобы, слышал, как пробегавший мимо него Толик – ну ты знаешь – парень тот из лаборантов…
- Конечно, знаю. Кормлю-то я всех, включая и простых матросов.
- Да. Точно. Так вот… - Валик замялся, что-то вспоминая. – Кузьмич якобы услышал, как взъерошенный Толик, пробегая мимо него, бормотал что-то о каких-то проколах во времени. Помчался на верхнюю палубу к внешнему блоку антенны. Что-то, по-видимому, у них там в лаборатории произошло, что-то стряслось непредвиденное, и Кузьмич последовал за Толиком к этой антенне. Он мне сегодня утром об этом рассказал, когда забегал в рубку, прежде чем отправиться к старпому Брянцеву и Данилычу на капитанский мостик.
- И что?
- А то, ангел мой, что нам срочно необходимо подняться к той антенне. Если людей здесь никаких нет, то может там кого обнаружим. Верно? Не век же нам тут куковать.
- Думаешь, застанем кого-нибудь? Но причём тут антенна?
- Не знаю. Однако, по всей видимости, она каким-то образом связана с этими бесовыми опытами, что проводил Рябышев в лаборатории.
- Рябышев?
- Да. Фамилия того полоумного идиота с учёной степенью, что поднялся к нам на борт.
- А-а… - протянула Лиля, поднимаясь. – Видела. Сам он в столовую не спускался, посылая за едой Толика.
- Вот-вот! – подхватил Валентин. – Толика. Он у них там в качестве ассистента, что ли. А когда видела самого Рябышева?
- Да когда он поднимался по трапу на борт. Мы с Верой и Катей как раз получали продукты на все месяцы плавания. Он прошествовал мимо нас такой степенный, возвышенный, даже не поздоровавшись. Следом за ним несколько грузчиков тащили какие-то неподъёмные ящики с контейнерами. Мешки, баулы, колбы, канистры, целые катушки проводов. Я ещё подумала, оборудование какое-то…
- Точно! Вот этим оборудованием, они там у себя в лаборатории и занимались, о которых говорил Кузьмич. А антенна, как мне думается, является неким узлом портала перемещения.
- Чего-о? – протянула Лиля, следуя за радистом по лабиринтам переходов, поднимаясь на верхнюю палубу. – Какого ещё перемещения?
- Не знаю. Но то, что моя радиорубка, светящаяся кают-компания и твой камбуз находятся как раз под антенным блоком, это факт. Очевидно, те молнии и непонятное свечение проникли сквозь потолок именно из антенного узла. Иначе, чем объяснить тот кошмар, что мы только что испытали? Ты когда-нибудь видела, чтобы в закрытых помещениях при полном отсутствии каких-либо звуков светились стены и зигзагами чертили молнии во всех направлениях? Я - нет.
Переговариваясь, таким образом, они миновали несколько отсеков с переходами, мостиками и перегородками. Вокруг было пустынно. Тишина, окутавшая весь корабль, была точно звенящей, отчего становилось гораздо страшнее, во всяком случае, для девушки. Несколько раз Валентин порывался что-то кричать в пустоту, но в ответ раздавалось только его собственное эхо, отражённое от стен. Вращая исступлёнными глазами, Валик всё более убеждался, что в этой части огромного судна они находятся одни. Девушка, он и кошка. Он уже было хотел повернуть к капитанскому мостику, когда к ним навстречу вдруг выскочил радостный Толик. Молодой лаборант был возбуждён до предела, кинувшись к Лиле, стискивая её в объятиях.
- Ещё двое нашлись, товарищ старпом! – прокричал он, увлекая обоих за собой. Лиля опешила не меньше Валика. Спустя минуту они уже стояли растерянные под нависающим блоком внешней судовой антенны, окружённые со всех сторон группой из нескольких человек. Их трясли, тискали, обнимали, по рукам пошла даже Муська, совершенно не соображая, откуда у людей вдруг проявились такие нежные чувства к её скромной особе.
- Лиля, девочка наша! - приговаривал Кузьмич, гладя ошеломлённую девушку по волосам. От неожиданности она едва не