Как у него глаза оделись мраком

И вытекли, — да торжествует вечно

Добро над злом. Годива же достигла

В неведении замка — и лишь только

Вошла в свои покои, как ударил

И загудел со всех несметных башен

Стозвучный полдень. В мантии, в короне

Она супруга встретила, сняла

С народа тяжесть податей — и стала

С тех пор бессмертной в памяти народа.

Перевод Иван Бунин

"Смелей! — воскликнул он. — Вон там, в туманной дали,

Причалим мы к земле". Чуть пенилась вода.

И в сумерки они к чужой стране пристали,

Где сумеречный час как будто был всегда.

В тревожно-чутких снах дышала гладь морская,

Вздымался круг луны над сумраком долин.

И точно бледный дым, поток, с высот сбегая,

Как будто замедлял свой путь, изнемогая,

И падал по скалам, и медлил меж; теснин.

О, тихий край ручьев! Как бледный дым, иные,

Скользили медленно по зелени лугов,

Иные падали сквозь тени кружевные,

Роняя дремлющий и пенистый покров.

Огнистая река струила волны в море

Из глубины страны; а между облаков

Три мертвые горы в серебряном уборе

Хранили след зари, и сосны на просторе

Виденьями росли среди немых снегов.

На Западе закат, навек завороженный,

Горя, не погасал; и сквозь провалы гор

Виднелась глубь страны, песками окаймленной,

Леса из пышных пальм сплеталися в узор,

Долины и луга в сверканьи бледной влаги,

Страна, где перемен как будто нет и нет.

И бледнолицые, как тени древней саги,

Толпой у корабля сошлися лотофаги, —

В их взорах трепетал вечерний скорбный свет.

Душистые плоды волшебного растенья

Они давали всем, как призраки глядя.

И каждый, кто вкушал, внимал во мгле забвенья,

Как ропот волн стихал, далеко уходя;

Сердца, в сознаньи всех, как струны трепетали,

И если кто из нас друг с другом говорил,

Невнятные слова для слуха пропадали,

Как будто чуть звеня во мгле безбрежной дали,

Как будто приходя из сумрака могил.

И каждый, хоть не спал, но был в дремоте странной,

Меж: солнцем и луной, на взморьи, у зыбей,

И каждый видел сон о родине туманной,

О детях, о жене, любви, — но всё скучней

Казался вид весла, всё больше тьмой объята

Казалась пена волн, впивающая свет,

И вот один сказал: "Нам больше нет возврата!"

И вдруг запели все: "Скитались мы когда-то.

Наш край родной далек! Для нас возврата нет!"

1

Есть музыка, чей вздох нежнее упадает,

Чем лепестки отцветших роз,

Нежнее, чем роса, когда она блистает,

Роняя слезы на утес;

Нежней, чем падает на землю свет зарницы,

Когда за морем спит гроза,

Нежней, чем падают усталые ресницы

На утомленные глаза;

Есть музыка, чей вздох — как сладкая дремота,

Что сходит с неба в тихий час,

Есть мшистая постель, где крепко спит забота

И где никто не будит нас;

Там дышит гладь реки в согретом полумраке,

Цветы баюкает волна,

И с выступов глядя, к земле склонились маки

В объятьях нежащего сна.

2

Зачем душа болит, чужда отдохновенья,

Неразлучимая с тоской,

Меж: тем как для всего нисходит миг забвенья,

Всему даруется покой?

Зачем одни лишь мы в пучине горя тонем,

Одни лишь мы — венец всего,

Из тьмы идя во тьму, зачем так скорбно стонем

В терзаньи сердца своего?

И вечно и всегда трепещут наши крылья,

И нет скитаниям конца,

И дух целебных снов не сгонит тень усилья

С печально-бледного лица?

И чужды нам слова чуть слышного завета:

"В одном покое — торжество".

Зачем же только мы томимся без привета,

Одни лишь мы — венец всего?

3

Вон там, в глуши лесной, на ветку ветер дышит,

Из почки вышел нежный лист,

И ветер, проносясь, едва его колышет,

И он прозрачен и душист.

Под солнцем он горит игрою позолоты,

Росой мерцает под луной,

Желтеет, падает, не ведая заботы,

И спит, объятый тишиной.

Вон там, согрет огнем любви, тепла и света,

Растет медовый сочный плод,

Созреет — и с концом зиждительного лета

На землю мирно упадет.

Всему есть мера дней: взлелеянный весною,

Цветок не ведает труда,

Он вянет, он цветет, с землей своей родною

Не разлучаясь никогда.

4

Враждебен небосвод, холодный, темно-синий,

Над темно-синею волной,

И смерть — предел всего, и мы идем пустыней,

Живя тревогою земной.

Что может длиться здесь? Едва пройдет мгновенье —

Умолкнут бледные уста.

Оставьте нас одних в тиши отдохновенья,

Земля для нас навек пуста.

Мы лишены всего. Нам ничего не надо,

Всё тонет в сумрачном Былом.

Оставьте нас одних. Какая нам отрада —

Вести борьбу с упорным злом?

Что нужды восходить в стремленьи бесконечном

По восходящей в высь волне?

Всё дышит, чтоб иметь удел в покое вечном,

Всё умирает в тишине.

Всё падает, мелькнув, как тень мечты бессильной,

Как чуть плеснувшая волна.

О, дайте нам покой, хоть черный, хоть могильный,

О, дайте смерти или сна.

5

Глаза полузакрыв, как сладко слушать шепот

Едва звенящего ручья

И в вечном полусне внимать невнятный ропот

Изжитой сказки бытия.

И грезить, и дремать, и грезить в неге сонной,

Как тот янтарный мягкий свет,

Что медлит в высоте над миррой благовонной

Как будто много-много лет.

Отдавшись ласковой и сладостной печали,

Вкушая лотос день за днем,

Следить, как ластится волна в лазурной дали,

Курчавясь пеной и огнем.