И видеть в памяти утраченные лица,

Как сон, как образ неживой, —

Навек поблекшие, как стертая гробница,

Полузаросшая травой.

6

Нам память дорога о нашей брачной жизни,

О нежной ласке наших ясен;

Но всё меняется — и наш очаг в отчизне

Холодным прахом занесен.

Там есть наследники; и наши взоры странны;

Мы потревожили бы всех,

Как привидения, мы не были б желанны

Среди пиров, где дышит смех.

Быть может, мы едва живем в мечте народа,

И вся Троянская война,

Все громкие дела — теперь лишь гимн рапсода,

Времен ушедших старина.

Там смута может быть; но если безрассудно

Забыл народ завет веков,

Пусть будет то, что есть: умилостивить трудно

Всегда взыскательных богов.

Другая смута есть, что хуже смерти черной, —

Тоска пред новою борьбой,

До старости седой — борьбу и труд упорный

Везде встречать перед собой, —

Мучение для тех, в чьих помыслах туманно,

Кто видел вечную беду,

Чей взор полуослеп, взирая неустанно

На путеводную звезду.

7

Но здесь, где амарант и моли пышным цветом

Везде раскинулись кругом,

Где дышат небеса лазурью и приветом

И веют легким ветерком,

Где искристый поток напевом колыбельным

Звенит, с пурпурных гор скользя, —

Как сладко здесь вкушать в покое беспредельном

Восторг, что выразить нельзя.

Как нежны голоса, зовущие оттуда,

Где шлет скала привет скале,

Как нежен цвет воды с окраской изумруда,

Как мягко льнет акант к земле,

Как сладко здесь дремать, покоясь под сосною,

И видеть, как простор морей

Уходит без конца широкой пеленою,

Играя светом янтарей.

8

Здесь лотос чуть дрожит при каждом повороте,

Здесь лотос блещет меж; камней,

И ветер целый день в пленительной дремоте

Поет неясней и всё неясней.

И впадины пещер, и сонные долины

Покрыты пылью золотой.

О, долго плыли мы, и волны-исполины

Грозили каждый миг бедой, —

Мы ведали труды, опасности, измену,

Когда средь стонущих громад

Чудовища морей выбрасывали пену,

Как многошумный водопад.

Клянемтесь же, друзья, изгнав из душ тревоги,

Пребыть в прозрачной полумгле,

Покоясь на холмах, — бесстрастные, как боги, —

Без темной думы о земле.

Там где-то далеко под ними свищут стрелы,

Пред ними — нектар золотой,

Вкруг них везде горят лучистые пределы

И тучки рдеют чередой.

С высот они глядят и видят возмущенье,

Толпу в мучительной борьбе,

Пожары городов, чуму, землетрясенье

И руки, сжатые в мольбе.

Но в песне горестной им слышен строй напева —

Иной, что горести лишен,

Как сказка, полная рыдания и гнева,

Но только сказка, только сон.

Людьми воспетые, они с высот взирают,

Как люди бьются на земле,

Как жатву скудную с полей они сбирают

И после — тонут в смертной мгле.

Иные, говорят, для горечи бессменной

Нисходят в грозный черный ад,

Иные держат путь в Элизиум — блаженный —

И там на златооках спят.

О, лучше, лучше спать, чем плыть во тьме безбрежной,

И снова плыть для новых бед.

Покойтесь же, друзья, в отраде безмятежной —

Пред нами странствий больше нет.

Перевод Константин Бальмонт

1

Я был предводителем рода — он убил моего отца,

Я созвал товарищей верных — и поклялся мстить до конца,

И каждый царем был по виду, и был благороден и смел,

И древностью рода гордился, и песни геройские пел,

И в битве бестрепетно бился, на беды взирая светло,

И каждый скорее бы умер, чем сделал кому-нибудь зло.

Он жил на острове дальнем, и в море мы чуяли след:

Убил он отца моего, перед тем как увидел я свет.

2

И мы увидали тот остров, и он у прибоя стоял.

Но с вихрем в безбрежное море нас вал разъяренный умчал.

3

Мы приплыли на Остров Молчанья, где был берег и тих и высок,

Где прибой океана безмолвно упадал на безмолвный песок,

Где беззвучно ключи золотились и с угрюмых скалистых громад,

Как застывший в порыве широком, изливался немой водопад.

И, не тронуты бурей, виднелись кипарисов недвижных черты,

И сосна от скалы устремлялась, уходя за предел высоты,

И высоко на небе, высоко, позабывши о песне своей,

Замечтавшийся жаворонок реял меж лазурных бездонных зыбей.

И собака не смела залаять, и медлительный бык не мычал,

И петух повторительным криком зарожденье зари не встречал,

И мы все обошли, и ни вздоха от земли не умчалося в твердь,

И все было, как жизнь, лучезарно, и все было спокойно, как смерть.

И мы прокляли остров прекрасный, и мы прокляли светлую тишь;

Мы кричали, но нам показалось — то кричала летучая мышь,

Так был тонок наш голос бессильный, так был слаб наш обманчивый зов,

И бойцы, что властительным криком поднимали дружины бойцов,

Заставляя на тысячи копий устремляться, о смерти забыв,

И они, и они онемели, позабыли могучий призыв

И, проникшись взаимной враждою, друг на друга не смели взглянуть.

Мы покинули Остров Молчанья и направили дальше свой путь.

4

Мы приблизились к Острову Криков, мы вступили на землю, и вмиг

Человеческим голосом птицы над утесами подняли крик.

Каждый час лишь по разу кричали, и как только раскат замолкал,

Умирали колосья на нивах, как подстреленный бык упадал,

Бездыханными падали люди, на стадах выступала чума,

И в очаг опускалася крыша, и в огне исчезали дома.

И в сердцах у бойцов эти крики отозвались, зажглись, как огни,

И протяжно они закричали, и пустилися в схватку они,