Мы рассказываем здесь повесть о прошлом, о временах столь отдаленных, что мы спорим порой, историей это следует называть или же мифом. Некоторые называют это сказкой. Но в одном мы согласны: рассказывая историю прошлого, мы всегда говорим о настоящем. Излагая фантазию, вымысел, мы складываем сказку о том, что есть на самом деле. Будь это не так, предприятие наше было бы тщетным, а мы стараемся по возможности избегать в своей жизни бесцельности.

То есть исследуя и излагая свою историю, мы постоянно задаемся вопросом: как оттуда мы попали сюда.

И еще несколько слов следует сказать о молниях. Исторически нисходящий с неба огонь считался оружием мощных богов мужского пола: Индры, Зевса, Тора. Среди немногих богинь, наделенных этим грозным оружием, была йорубская богиня Ойя, великая колдунья, которая в дурном настроении – а настроение у нее портилось частенько – пускала в ход и ураган, и небесный огонь; ее почитали как богиню перемен, ее призывали в пору великого перехода, стремительной метаморфозы мира из одного состояния в другое. Вдобавок она была речной богиней: река Нигер на языке йоруба зовется Одо-Ойя.

Возможно – и нам кажется вполне вероятным – что миф об Ойе возник благодаря более раннему (на несколько тысячелетий) вмешательству в человеческую историю Небесной джиннии, которую мы в нашем повествовании называем преимущественно позднейшим именем «Дунья». В те древние времена Ойе приписывали супруга, Шанго – Царя Грозы, но потом он исчез из виду. Если у Дуньи был когда-то супруг и он погиб в прежних, несохранившихся в летописях сражениях между джиннами, этим можно объяснить ее привязанность к такому же вдовцу Джеронимо. Но это одна из множества гипотез.

Быть может, имелась у Дуньи и власть над водой, не только над огнем, но к нашему нынешнему повествованию это отношения не имеет, и информацией на этот счет мы не располагаем. Причины же, по которым она так или иначе участвовала практически по всем, что случилось с обитателями Земли за время небывалостей, тирании джиннов и Войны миров, обнаружатся во всей ясности задолго до того, как мы закончим рассказ.

Когда африканские традиции проникли в Новый Свет на невольничьих кораблях, Ойя тоже отправилась в путь. В бразильских обрядах Кандомбле ее именовали «Янса». В синкретической Сантерии Карибских островов ее образ сливался с Черной Мадонной, Девой Канделарской.

Дунья, однако, была отнюдь не девственна, как и любая джинния. Она была праматерью Дуньязат, и, как нам теперь хорошо известно, ее потомки тоже держали в ладонях молнийный дар, только почти ни один из них об этом не догадывался, пока не настали небывалости и подобные чудеса не сделались мыслимыми. В битве с темными джиннами решающим оружием стала молния, и потому те, кого в пору паники и паранойи сочли фриками или ведьмами и обвиняли в том, что позднее назвали небывалостями, на самом деле превратились в стойкую, а позднее легендарную линию передовой обороны, отбивавшей атаки Зумурруда и армии темных джиннов, явившихся колонизовать и даже поработить народы Земли.

Скажем пару слов и о плане Зумурруда. Завоевание – затея новая для джиннов, они не привыкли мыслить империями. Джинны суетливы и назойливы, любят вмешиваться в чужие дела: того возвысить, этого низвергнуть, ограбить пещеру с сокровищами, вставить волшебную палку в колеса богатея. Им нравится создавать беспорядок, хаос, анархию. Менеджерскими талантами они никогда не отличались. Но царство террора невозможно укрепить одним лишь террором. Самые эффективные менеджеры-тираны славятся навыками организаторов. Эффективность вовсе не принадлежала к числу сильных сторон Зумурруда Великого, его талант был – запугивать людей. Зато отлично в пружинах власти разбирался Колдун Забардаст. Впрочем, и он не был совершенством, и тем более далеки от совершенства были его подручные, так что в новом порядке вещей оставалось (к счастью) изрядное количество прорех.

Перед возвращением в нижний мир Дунья распахнула в голове мистера Джеронимо потайные дверцы, ведущие к скрытой внутри него природе джинна. Раз ты сумел излечиться от чумы невесомости и вернуться на землю, когда еще даже не знал, кто ты, сказала она ему, вообрази же, на что ты будешь способен теперь. И она приложила губы к его вискам, сначала к левому, потом к правому, и шепнула: «Откройся!» И сразу же как будто Вселенная сама раскрылась, измерения, о которых он и не помышлял, сделались видимы и доступны, как будто границы возможного раздвинулись и немыслимое стало реальным.

Так чувствует себя ребенок, осваивая язык, когда складывает и произносит первые слова, а там приходят словосочетания и целые фразы. Дар речи, по мере того как он развивается, позволяет не только выражать мысли, но и формулировать их, благодаря этому дару сам акт мышления становится возможным, и так было с тем языком, который Дунья открыла ему и в нем, одарив теми формами выражения, которые он прежде не мог бы извлечь из тумана неведомого, где они пребывали скрытыми от его глаз. Он понял, как легко приобрести власть над природой, как перемещать предметы или менять траекторию их движения, ускорять или останавливать. Быстро сморгнув три раза, он приводил в действие поразительную систему связи джиннов, вся она разворачивалась перед ним, сложная, словно нейронные цепочки в мозгу, и такая же простая в действии, как обыкновенный рупор. Чтобы почти мгновенно переместиться с одного места на другое, ему достаточно было хлопнуть в ладоши, а чтобы появились блюда с едой, оружие, машины, сигареты, хватало сморщить нос. Он стал по-новому понимать время, и его человеческая натура – торопливая, преходящая, чувствующая, как сыплется песок в часах – противоречила новообретенной натуре джинна, который отмахивался от самой идеи времени, а страсть к хронологии считал недугом мелких умов. Он постиг законы трансформации – и внешнего мира, и себя самого. Он ощутил, как растет в нем любовь к сверкающим вещицам, к звездам и драгоценным металлам и камням. Он начал понимать, как привлекательны женские шаровары. И он понял, что достиг границы, за которой начинается реальность джиннов, и ему предстоит в грядущие дни увидеть другие чудеса, для постижения и именования которых ему пока не дано слов.

– Вселенная имеет десять измерений, – рассудительно выговорил он, и Дунья улыбнулась, как мать – шустрому в учении ребенку.

– Можно смотреть на нее и так, – согласилась она.

Для Дуньи, напротив, бытие сужалось. Джинны обладают многоканальным умом, они-то прекрасно справляются с многозадачностью, но теперь ум Дуньи целиком сосредоточился на одной цели: уничтожить тех, кто погубил ее отца. Смерть отца повергла ее в крайности антиномианской ереси, она приписала себе силу оправдывать и миловать, обычно принадлежащую лишь богам, провозгласила, что любые деяния, которые ее племя совершит в войне против темных джиннов, не будут считаться ошибочными или аморальными, ибо она их благословляет. Джеронимо Манесес, которого она назначила своим помощником, вынужден будет, чем дальше, тем больше, исполнять роль предостерегающего духа, сверчка на ее плече, уберегающего от опрометчивых решений, встревоженного той беспрекословной уверенностью, с какой Дунья, побуждаемая несказанной скорбью, даст волю своей огромной мощи.

– Пошли, – приказала она ему. – Собрание вот-вот начнется.