Хорошо обдумав свое поведение, Олег приступил к намеченному плану. Сидевшая в кабинете профессора медсестра Валя вот уже два года как находилась в весьма близких отношениях с молодым хирургом. Это была связь, возникающая тогда, когда людям очень хочется заняться любовью порой с первым подвернувшимся под руку человеком, не влияющая ни на что, даже не приводящая к панибратству. Валя думала так же. Она была замужем, имела дочь, любила мужа и не помышляла когда-нибудь оставить их ради Олега. Женщина согласилась помочь ему. Слушая жалобы больных, находящихся на консультации у Платухина, его диагнозы и предложения, Валя подробно рассказывала обо всем своему любовнику, тот перехватывал их с ее же помощью (медсестра рекомендовала расстроенным пациентам, потерявшим надежду, проконсультироваться еще и у Олега Николаевича, успешно разрабатывающего новый метод борьбы с раковыми опухолями). Когда человек балансирует между жизнью и смертью, он согласен обратиться куда угодно и к кому угодно, лишь бы продлить жизнь, пусть даже иногда кажущуюся ему опостылевшей. Поэтому больные после Платухина перекочевывали к Олегу, осматривавшему их и говорившему:

— Наш профессор лечит по старинке. Но он считает себя Богом и царем, во всяком случае в этой клинике, и не дает ходу другим, занимающимся новыми методами лечения. Сколько он дал вам лет жизни после операции? Пять? Я сразу даю десять. Это шутка, а вот и правда: после моего лечения от рака вы не умрете. Хотите оперироваться у меня? Прекрасно, только напишите расписку, что ни вы, ни ваши родные не будут иметь ко мне претензий в случае непредвиденных обстоятельств. Какие обстоятельства я имею в виду? Во время любой операции можно умереть на операционном столе. Даю честное слово, такая смерть не будет связана с моим методом. Значит, вы бы умерли и на профессорском столе. Как писать расписку? Давайте я надиктую.

Так Олег получал материал для своей экспериментальной площадки. Точно не зная, чем закончатся его эксперименты, он не отказывался от подношений их родственников, просил писать благодарственные письма, создавая себе броню от нападок Платухина, который, узнав про деятельность своего подчиненного, был в ярости. Видя, что юридически ему не достать Кочетова, профессор пробовал обратиться к Сушковым, но те встали на защиту зятя. Главврач с испугом ждал случая, который вызовет скандал, однако его молодому коллеге везло. Он с каждым днем становился все богаче и знаменитее. Теперь Кочетов с неизменным постоянством после работы заезжал к матери, оставлял ей деньги, с замиранием сердца ловил на себе ее взгляд, анализируя его и приходя к выводу, что та не смотрит на него как на неудачника, скорее наоборот, восхищается им: это грело его душу больше денег.

Однажды, устав после операции и сказав медсестре, что хочет хотя бы час отдохнуть и никого не принимает, Олег расположился в кресле ординаторской и задремал. Его разбудила Валя.

— Я же просил, — раздраженно сказал Олег своей любовнице, — пока не беспокоить меня.

Медсестра от испуга перешла на «вы»:

— Я бы и не беспокоила, Олег Николаевич, — робко проговорила она. — Но там ваш отец…

Кочетов вздохнул, поднялся с кресла и открыл дверь ординаторской. Он подумал, что зачем-то понадобился тестю, которого вот уже несколько лет называл папой. Однако тестя в коридоре не было, там вообще никого не было, кроме пожилого незнакомого мужчины в потрепанной одежде, с радостной улыбкой поднявшегося навстречу молодому врачу:

— Олежек! Родной!

Знакомый голос не оставил сомнений, возникших у Олега при первом взгляде: это его родной отец, которого он ни разу не видел после той памятной встречи у реки.

Николай Кочетов подошел к сыну, попробовал обнять, но Олег холодно отстранил его. Мужчина смутился:

— Да ты что, Олежек! Не узнаешь меня? Я твой отец!

— Как же, узнаю, — иронично произнес хирург. — Вы не очень изменились.

Николай печально посмотрел на сына. Он надеялся на другую встречу, другую реакцию, но жестоко ошибся.

— Нет, сынок, — он посмотрел в жесткие глаза Олега. — Я очень изменился, и не только внешне, поверь…

Кочетов-младший молча стоял, прислонившись к двери ординаторской. Он старался отыскать в душе хоть какие-то чувства к человеку, бывшему ему отцом, и откровенно признавался себе, что не находил ничего. Объяснить отсутствие чувств к отцу было сложнее, чем отсутствие того же самого к Инне и Виталию. Жена оказалась необходима только ради карьеры, ребенок — для поддержания видимости благополучия семьи. Но сейчас перед ним находился человек, которого он когда-то по-настоящему любил. Однако это было очень давно и, как выяснилось, не оставило следа.

«Наверное, чувства унесло вместе с тем корабликом из бумаги, на которой он торопливо написал свой рабочий телефон, — думал Олег. — Или они остались в телефонной трубке, которую, боясь, что телефон не звонит оттого, что неисправен, я снимал по десять раз в день своего рождения, ожидая его звонка».

Николай грустно смотрел на сына, смутно догадываясь, какие мысли посещали его в этот момент.

— Прости меня, сынок! — наконец вымолвил он. — Я очень хотел увидеть тебя.

— Вот так вдруг, после долгих лет молчания? — поинтересовался Олег.

— Я боялся, — мужчина нервно мял в руках грязный носовой платок. — Боялся раньше.

— Вы боялись всего, кроме одного — потерять сына, — отчеканил хирург. — И вам это удалось.

— Не говори так, — испугался Николай. — А впрочем, как хочешь, я заслужил… Сынок, выслушай меня! Я попал в ужасную ситуацию. Институт мой давно сократили, на новое место не берут: возраст не тот, да и сердце стало пошаливать. Жена тоже болеет. Недавно ей пришлось сделать дорогую операцию: речь шла о ее жизни. Дочь, твоя сестра, учится в восьмом классе и стыдится ходить в школу, потому что ей нечего надеть. Нашей семье скоро нечего будет есть. Помоги, сынок! — видя холодные глаза Олега, он добавил: — Поверь, я никогда бы не решился просить тебя об этом, зная, как виноват перед тобой, но у меня просто нет другого выхода!

Пожилой мужчина встал на колени и обнял ноги сына. «Типичный неудачник, — презрительно подумал тот, глядя на его заношенный костюм и потрепанные ботинки. — Мать не ошиблась тогда. Типичный неудачник».

— Не унижайтесь, — он разжал крепко стиснувшие его колени руки. — Думаю, у вас еще не все потеряно. Вы можете найти работу. Конечно, я могу дать вам денег, но это только расхолаживает человека. Я не хочу, чтобы ваша семья, которая мне совершенно чужая, с этого дня стала рассчитывать на мой заработок. Всего хорошего, — с этими словами он возвратился в ординаторскую и запер дверь на щеколду.

Николай, пошатываясь и вытирая слезы, тяжелой походкой направился к выходу. Но этого Олег уже не видел.

Вечером он заехал к матери. Анна Матвеевна, впустив сына в квартиру, попросила прощения и торопливо начала убирать посуду с маленького кофейного столика. Кочетов заметил, что мать подкрасилась, приоделась. Все — и ее внешний вид, и букет недорогих полевых цветов, и две чашки на столике — говорило о том, что кто-то в гостях, и Олег с ужасом подумал: он знает, кто.