Даже в повседневной жизни он был неуравновешенным, непредсказуемым, взрывным, темпераментным и непостоянным. Будучи много лет вынужденной нянькой для своего брата, Дайана отчасти научилась его контролировать. Мать принимала транквилизаторы и снотворное практически на повседневной основе. И Дайана уже долгое время пичкала младшего брата то капсулами, то таблетками. С возрастом она становилась смелее, и Пол принимал все это без каких-либо улучшений для себя. Наркотики будто тут же сгорали в этом хрупком, страдающем спазмами ребенке. А с тех пор, как началась эта история с Барбарой, ему стало еще хуже. Он стонал во сне, кричал и просыпался в слезах, и она уже боялась, что он может все выболтать. Зажатая между ответственностью перед Свободной Пятеркой, иссякающим запасом материнских транквилизаторов и гиперактивностью Пола, она постоянно кормила его обещаниями и предположениями о том, что может произойти, а когда ничего не получалось, крала очередную таблетку и скармливала ему. (Даже Бобби перерыл вещи доктора Адамса в поисках таблеток, которые могли бы помочь, но ничего полезного найти не удалось.) Сейчас Пол держался лишь за слабую надежду, которую дала ему Дайана, – выход из игры, который будет очень веселым, веселым именно для него.

Всего этого было достаточно, чтобы семнадцатилетняя девушка просто сдалась, освободила пленницу и пошла под суд. Конечно же, в голову ей пришел альтернативный вариант. Наказание для нее наверняка будет самым мягким. Она подключилась лишь после того, как они захватили Барбару в плен. Вела хозяйство, кормила всех, обеспечивала безопасность и так далее и тому подобное. Данные обстоятельства могли сыграть ей на руку. Но… но это не то, чего она хотела.

Игра шла как надо. Они не сделали ничего плохого. Именно этого Дайана и придерживалась. Взрослые и дети находились по разные стороны. Любой, кто хоть что-то смыслил в жизни, должен был это осознавать. Одни были законной мишенью для других, и так было всегда. И даже если они проявляли друг к другу лояльность и относились друг к другу справедливо, их все равно разделяли постоянные обиды и раздражение. Гордая Дайана не могла представить, что плачет от несправедливости, как и не могла представить, за исключением редких случаев, что взрослые поступают иначе. Так из правильного начала, удачного стечения обстоятельств и хорошего управления сложилась логичная (на ее взгляд, совершенно логичная) ситуация, которая должна была когда-то, в каком-то месте подойти к финалу, гармонирующему с началом. Дайана настолько уверовала в это, что начала – отбросив недоеденный рожок от мороженого – представлять себе в деталях, как они могли бы завершить свою маленькую игру.

На внутриштатной дороге ее отец вылез из машины, обошел ее и открыл пассажирскую дверь, а Дайана скользнула за руль. Голова у нее была переполнена мыслями. Управление машиной происходило на автомате. Но при одном лишь прикосновении к рулю, при переключении коробки передач в положение «драйв», ей в голову пришла непрошеная мысль, возникшая из ниоткуда, будто кто-то произнес ей на ухо: «У Адамсов есть машина». И больше ничего, ни подсказки, ни намека, ни предложения, только этот странный голос. У Адамсов есть машина. Дайану будто ослепило от мудрости этой фразы. Барбару можно перевезти в другое место.

Внезапно Дайане захотелось, чтобы они поскорее вернулись домой, посмотрели телевизор и легли спать. Ей нужно было побыть наедине с собой, чтобы иметь возможность что-то придумать, что-то сделать. Внезапно в голове у нее сложилась целая «история».

Н

есмотря на то что Бобби спал, ему показалось, будто он слышит, как его зовут по имени. Крики были все ближе, короткие и тревожные. Затем в глазах мелькнула белая вспышка света, прямо перед лицом у него возникло лицо Синди, которая трясла, толкала и колотила его.

– Бобби, Бобби, кто-то смотрит в окно! Вставай! В наши окна заглядывает какой-то мужчина. Бобби, проснись, я серьезно! – Шум не утихал, будто шел из радиоприемника, включенного на максимальную громкость.

Каким-то образом, пребывающий между сном и бодрствованием, все еще оцепеневший, Бобби понял, что то, что он слышит, – правда. Он ожидал этого с тех пор, как прошлой ночью увидел свет на болоте. И вот теперь вероятный сценарий стал реальностью. Паника Синди была тому доказательством. Их обнаружили. Сестра продолжала трясти его, толкать, тянула за простыню, непонятно только, то ли чтобы вытащить его из-под нее, то ли чтобы укрыться ею.

– Бобби, быстрее! Он здесь! Он идет, – плакала она от испуга.

Сборщик.

Бобби сел так внезапно, что они стукнулись лбами, но никто из них этого не заметил.

– Что? – воскликнул он, хотя знал ответ. – Где? Какое окно? – Он посмотрел испуганно на свое, но никого там не увидел.

– Подвал, Барбара, комната отдыха. – Все слова Синди слились воедино. – Ты знаешь. – Она была в агонии. – …Там!

– Что за мужчина? – Бобби даже не попытался встать с кровати. Несмотря на жару в комнате, он вдруг почувствовал холод и тошноту.

– Просто какой-то мужчина, и все.

– Он видел ее?

– Откуда мне знать, что он видел?

– Двери заперты?

– Сам проверь, – прошипела Синди.

– Сегодня вечером ты открывала хоть одну из них?

– Не знаю… нет… да, открывала. Одну. Кухонную.

– Заперла ее после этого?

– Нет! – Синди расплакалась уже по-настоящему. – Нет, нет. Вставай!

Он знал, что должен это сделать, но все внутри него подсказывало, что это конец. Кто-то раскрыл их тайну, заглянул в окно подвала и увидел всё – Барбару, в том виде, в котором они ее оставили, Синди, пустой дом и тому подобное. Сейчас раздастся стук в кухонную дверь, громкие крики, гулкие шаги в гостиной, толчки, пихания и удары. Барбара освободится и все расскажет.

– Молчи, – сказал он и стал ждать конца.

– Что ты собираешься делать?

– Просто молчи. – Наконец он сбросил простыню, свесил ноги с края кровати и сел. Синди посмотрела на него, глаза у нее были влажными, хотя в данный момент она не плакала. Жесткие завитушки обрамляли лицо, губы поджаты. Брат и сестра ждали.

Но ничего не случилось, и это очень озадачило Бобби. То, что должно было произойти, не произошло. Слышен был лишь стрекот цикад за домом, шелест мотыльков об оконное стекло и далекий, почти успокаивающий звук летнего грома. Бобби протянул руку и выключил свет. Он сделал это медленно, боязливо, с почти религиозной опаской.

– Не делай этого.

– Мы должны.

– Мне страшно… я хочу видеть.

– Тогда иди спрячься. Я не хочу, чтобы он нас видел.

– Где спрятаться?

– Где угодно.

– Я хочу остаться с тобо-о-ой…

– Хорошо, только заткнись, хорошо? – Бобби медленно встал, вслушиваясь в тишину – ему казалось, что уши у