И когда Бобби передавал свой пост Синди и уходил, выглядел он очень усталым. Барбара посмотрела ему вслед.

Возможно, он спускался сюда, чтобы освободить ее, а потом не смог заставить себя сделать это. Возможно, в Свободной Пятерке у нее все-таки оставался союзник. Сегодня он определенно вел себя совсем по-другому.

Но как с ним быть? Если она не может поговорить с ним (он больше не вытащит у нее кляп изо рта – она сама виновата) или соблазнить его, как она пыталась сделать с Джоном, то как ей удастся убедить его отпустить ее? Притвориться больной? Постоянно стонать?

Размышляя об этом, она почти уже заснула – голова упала на грудь, в глазах все начало расплываться, – как вдруг чуть ли не рядом с ее ухом раздался крик Синди. Девочка куда-то указывала рукой и что-то кричала Барбаре, будто им грозила какая-то опасность. Барбара испуганно потянула за свои веревки и попыталась встать, но потом дремота развеялась, и она осознала свое истинное положение. Послушно повернув голову вправо – насколько это было возможно, – она посмотрела туда, куда был направлен указательный палец Синди. Девочка показывала на окно? Если так, то там виднелся лишь темный квадрат.

Барбара была и напугана, и озадачена одновременно. В следующий момент Синди рванула из подвала, стуча сандалиями по бетонным ступеням, ее крики оглашали лестничный проем.

8

На следующее утро Свободная Пятерка собралась поздно. Стояла жара. Это был самый жаркий день предосенней засухи. Когда Джон, Дайана и Пол вышли из-за деревьев, растущих вдоль Оук-Крик, лица у них блестели от пота. Кожу покрывала пыль – она лежала на каждом листочке и сосновой иголке. Вырвавшись из-под палящего предполуденного неба, они пересекли поле, миновали огород и в тишине поднялись к заднему крыльцу дома Адамсов. Бобби и Синди, почти не спавшие, с красными глазами, ждали их.

– Извините, что опоздали, – сказал Джон.

– Ночью Джону пришлось оставить свою лодку у ручья.

– Он видел Сборщика.

– Разговаривал с ним…

– Утром нам пришлось идти вверх по ручью и забирать лодку, – сказала Дайана.

Бобби и Синди переглянулись.

– А еще он был здесь ночью, – ощетинилась Синди.

– Кто, Сборщик?

– Я его видела.

– Синди говорит, что ночью видела, как кто-то заглядывал в окно подвала, – сказал Бобби. – Она разбудила меня, и я осмотрелся, но ничего не увидел.

– Ты перепугался до смерти!

– А вот и нет.

– А вот и да. – Синди твердо стояла на своем. – Ты перепугался, как и я.

– В какое окно он заглядывал? – спросила Дайана.

– Не знаю, – ответил Бобби. – Может, во все, если он был здесь. Синди показалось, что она что-то видела, когда стояла на страже.

– Он видел ее?

– Барбару? Кто его знает?

– Где она сейчас?

– Все еще привязана к столбу. Упала в обморок. Мне пришлось дать ей сесть.

– Что еще?

– Ничего. Мы включили везде свет, но так ничего и не произошло. Никто ничего не сделал. Пока, по крайней мере.

Какое-то время дети стояли молча. Они были серьезными не по годам. Джон вытер рукой со лба пот.

– Думаю, нам нужно провести собрание.

Во встречах Свободной Пятерки присутствовала определенная церемониальность. Возможно, это было вызвано такими мелочами, как жаркая погода, неослабевающая тяга к сладкому, привычка или подсознательное подражание взрослым, но в этом был ритуал. Дайана открыла холодильник и достала лед – он высыпался из автоматического ледогенератора, который был вечно полон. Джон и другие дети достали прохладительные напитки и стаканы и поставили их на кухонную стойку. Затем, как презираемые ими взрослые, сами налили себе напитки: один – колу, другой – апельсиновый сок, третий – имбирный эль. После этого они прошли в гостиную и чинно сели.

Только Синди оставалась самой собой. Она уселась за пианино и с полной, хотя и временной концентрацией начала свою мучительную атаку на «Веселого крестьянина» – тум, тум, бум, бум, тум, тум, (ошибка), бум, бум (все заново).

– Эй, перестань, – сказал Джон.

– Вы же еще не начали, – Синди была обижена, что ею командуют у нее дома.

– Нет, уже начали. Так что перестань.

Синди в знак протеста забарабанила руками по клавишам, но затем остановилась.

Все члены Пятерки молча смотрели друг на друга.

– Э-э, – сказал Джон, – думаю, нам нужно кое-что решить.

– По поводу? – спросил Бобби.

– По поводу всего. – Он огляделся, но не получил поддержки. – Ну,– начал он опять, – ваши предки возвращаются через три дня. Это первое. А Сборщик, который нас застукал, это второе. Я видел его вчера вечером, разговаривал с ним, вроде как. Он здоровый дядька. Если у него возникнет идея прийти сюда, мы не сможем его остановить, если только не убьем его. И, конечно же, у нас есть она.

– Хочешь сказать, мы должны отпустить ее? – спросил Бобби. По крайней мере, это было логично. Рост проблем означал лишь один вывод (естественно, заключавшийся в освобождении от обязанностей тюремщика).

– Не сейчас.

– Что тогда? – нетерпеливо поинтересовалась Синди. Она продолжала сидеть на скамье у пианино, обхватив руками одно колено и болтая ногой. – Я к тому, что если вы собираетесь просто сидеть здесь и болтать, то скажите уже что-нибудь.

Возникла пауза. Цикады за окном начали очередной цикл бесконечной оды лету.

– Давайте убьем ее, – поежившись, сказал Пол.

Он выпалил эти слова в своей обычной манере, и, хотя он сидел в кресле вполне нормально, казалось, будто ему неуютно в своей шкуре и он хочет выбраться из нее. Все посмотрели на него. В его голосе было достаточно силы, чтобы привлечь внимание.

За стенами дома с его автоматическими кондиционерами, за полями, проселочной дорогой и шоссе лежал рутинный мир. Там, в городке Брайс, взрослые занимались своими непостижимо тупыми делами, связанными с магазинами, деньгами, машинами и прочим, а их дети просто брели за ними, плача, жалуясь, неся пакеты или просто молча терпя все это. Тяжесть этого гнетущего мира ни в коей мере не была забыта. Однако члены Свободной Пятерки держались чуть в стороне от него. В конце концов, в данную минуту он их не беспокоил. Они пользовались привилегиями своего собственного мира. По крайней мере, могли все обдумать.

– Давайте убьем ее, – повторил Пол, на этот раз более умоляюще, – мы можем ее убить.

– И обвиним в этом Сборщика, – сказал Джон.

– Ты шутишь, – воскликнул Бобби. Если б он был в школе, где все старались не отставать от современного слэнга, то сказал бы: «Чувак, да ты прикалываешься», но на эмоциях вернулся к более древней форме выражения. – Ты шутишь.

– Вовсе нет. Дайана вчера это