До того дня – а он наступил через год после основания Территории Свободы, – когда оттуда на волю вырвалась Оксана Приходько.

– Она пришла, потому что поссорилась с парнем, – сказала Леся.

– А ты? – мгновенно спросил Кравцов.

– Я – из любопытства. Меня туда знакомый привел. Сказал – там по-настоящему клево, люди интересные и без комплексов.

– Это был твой парень? – уточнила Юлия.

– Я тогда еще не знала… Так, время от времени вместе тусовались… Мне в этом плане как-то не везло… Видите, какая я…

– И вполне даже симпатичная! – успокоил Сахновский. – Вот ведь вобьют же себе в голову всякую чепуху… Горе, между прочим, вовсе не от ума, знаешь?

– Теперь – да… А тогда так прикольно все начиналось…

– Прикольно! – фыркнул Кравцов. – Это что, по-твоему, значит, Леся? Забавно, смешно, весело? Если то, что я знаю об этом хуторе, хотя бы наполовину правда, ничего смешного там не было. Там было страшно.

– Это потом… После посвящения… Когда обратной дороги уже не было, – девушка снова шмыгнула носом. – Но первые пару дней действительно как-то… ну, я не знаю…

– Показалось прикольно, – подсказал Сахновский.

– Не цепляйся, – одернула его Юлия. – Значит, первые пару дней тебя не трогали?

– Ну, – Леся кивнула. – А потом я въехала – это у них вроде обряда такого. Все новенькие через это проходили.

– Въехала? – опять вклинился Кравцов. – Это куда же?

– Не нуди, – отмахнулся Антон. – Ты же прекрасно понимаешь, о чем она. И вообще – ты ж не профессор словесности, а психиатр. Твое дело – мусор в мозгах.

Роман поднял руки вверх – мол, сдаюсь, не буду. Леся, с опаской покосившись на него, продолжала:

– В первые два дня я вообще ничего не делала. По утрам были «уроки свободы» – Учитель говорил без остановки около часа, но о чем шла речь, потом никто не мог вспомнить. Вроде бы о чем-то важном – и ни о чем. Но под конец каким-то хитрым образом все сводилось к тому, что мы – первое по-настоящему свободное человеческое сообщество и обязаны это ценить. Потом добровольцы отправлялись на работу, а те, кто был не при деле, расходились и слонялись где хотели, но в пределах ограды. Без необходимости и не поставив Учителя в известность за ворота выходить не разрешалось.

– И никто даже не пытался? – полюбопытствовал Кравцов.

– Никто. Это позже я поняла, почему большинство «братьев и сестер» готовы браться за любое дело, за любую, даже самую грязную работу, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. На себе проверила: это намного хуже «очищения»…

– Не спеши, Леся, – Роман опустил ладонь на плечо девушки. – Ты мужественная и честная, но это не значит, что ты должна выкладывать нам то, что сама хотела бы забыть. Он ведь всех вас держал этой памятью на коротком поводке. Стоит тебе ослушаться – и весь мир узнает, как оно было, так? Слышала такие угрозы?

– Слышала, – кивнула Леся.

– И никто не рискнул проверить – реальны они или нет?

– Только Оксана… После целой недели «очищения»…

Юлия хотела что-то спросить, но Кравцов остановил ее жестом.

– Хорошо. Значит, два дня ты бездельничала, общалась с парнем, который тебя туда привел, и ни на что не обращала внимания. Это тебе нравилось. И ты не чувствовала ничего такого… необычного?

– Ничего. А потом я и сама такой стала. С новичками – приветливая и жизнерадостная, потому что до «посвящения» никто не должен был ничего заподозрить. А после человек уже и сам никому ничего не хочет рассказывать. Каждый понимал: со всеми, кто приходит, произойдет то же самое, но предупредить кого-то – значит признать: с тобой это уже случилось.

Кравцов вздохнул и покосился на женщину:

– Довольно примитивно. Общий страх, общий стыд, общая вина. На этом и держалась власть вашего брата, Юлия. А сам он таких чувств вообще не знал – они ему не были свойственны… Ну что ж, Леся, я думаю, вы уже готовы рассказать, как все это происходило. Можно без подробностей, в общих чертах.

Девушка все еще колебалась. Эти подробности… Люди из следственной группы, которым ей пришлось давать показания, на них настаивали. Ей даже стало казаться, что они смакуют каждую жуткую деталь, получая от этого удовольствие – недаром ее заставляли повторять свой рассказ снова и снова… Все занесено в протоколы, подшитые в папках уголовного дела, и, пока это дело не окончено, никому, кроме прокурора, следователей и оперов, доступа к ним нет. Тайна следствия…

Бывшие «братья и сестры» будут молчать, о Территории Свободы скоро забудут. Безымянный Учитель и его любовница, наводившая ужас на «младших братьев», сначала скрылись, а теперь оба мертвы.

Но ведь это значит, что дело будет закрыто, уйдет в архив, покроется пылью. А потом придет день, когда какой-нибудь досужий журналист, охотник за сенсациями, получит разрешение, и тома под шестизначными номерами лягут перед ним на казенный стол. Он перелистает сотню-другую пожелтевших страниц, наткнется на показания Леси Коваленко, потерпевшей, и…

Вечером на третий день ее пребывания на Территории Свободы все собрались в большой комнате их общего дома. Предстояло посвящение новой «младшей сестры».

Леся еще до того почувствовала, как вокруг нее сгущается странное напряжение, но решила, что все дело в торжественности момента. Она все еще продолжала считать, что все это – что-то вроде ролевой игры в коммуну свободных земледельцев, где все равны, все всем друзья и всем от этого хорошо. Дальнейшее произошло быстро, настолько быстро, что события этого вечера не успели улечься у нее в голове, а когда она позже пыталась их припомнить, все время ускользали.

Учитель Свободы сказал небольшую вступительную речь. Он вообще часто говорил, и его слова всегда казались необыкновенно мудрыми и значительными. Слушая его, Леся порой ловила себя на мысли: как же я сама до этого не додумалась? Выходит, надо было поссориться с родителями, чтобы познакомиться с таким интересным, хоть и странноватым человеком. Но это не важно – мудрецы и наставники, они всегда не от мира сего.

А потом из комнаты, где, как всем было известно, Учитель Свободы жил отдельно от остальных братьев и сестер, вышла молчаливая женщина. Вся в черном, с длинными распущенными волосами и злыми – такие вещи не скроешь! – глазами. Леся уже мельком видела ее, но женщина исчезала так же быстро, как и появлялась, порой даже казалось, что это не живой человек, а призрак, фантом, какая-то голограмма. Девушка спросила у своего приятеля, кто она, но тот отвел взгляд и уклонился от ответа, только неохотно пробормотал: «Учитель хочет, чтобы ее называли Черной».

Теперь эта Черная подошла к Лесе, взяла ее за подбородок и заглянула в глаза.

Девушка погрузилась в этот взгляд, даже не сопротивляясь его свирепой безудержной силе, – и отключилась.