все верно. Она не ожидала этого. Господи, но откуда вы знаете?

Сыщик помнил, что Байрон хотел сделать подарок своей любовнице, но узнал о том, что она ему изменяет. Поэтому презентовать ей он ничего не стал, хотя и пообещал сюрприз.

А еще Байрон вспомнил про свою жену. Она во многом проигрывала любовнице, но не ее, а именно супругу он назвал верным боевым товарищем.

– Марина, а где сейчас медальон? – спросил Лев Иванович.

Она натянула на руки длинные рукава кофты и ответила:

– Мама больше его не снимала. С ним ее и похоронили.

Когда Лев Иванович вернулся домой, Мария уже спала.

Гуров достал из кармана сигарету, которую таскал там уже несколько дней, вышел на балкон и наконец-то закурил. Через минуту он вытянул руку, стряхнул пепел и как завороженный смотрел, как он плавно опускается к земле и пропадает из вида.

Элитный утопленник

Повесть

Глава 1

Дирижер взмахнул рукой, и просторный двор типичной московской сталинки, находящейся в Филях, наполнили ни с чем не сравнимые звуки духового оркестра.

Саксофон, труба, флейты, гобои, рожок, барабаны и фагот. Музыкальных познаний Гурова вполне хватало, чтобы определить, где какой инструмент. Запинка вышла только при идентификации котлообразных чаш, обтянутых кожей, то есть литавр. Лев Иванович, как и многие другие люди, ошибочно считал, что литавры непременно звенят. Значит, они должны напоминать нечто подобное тарелкам. Узнать их в ударном инструменте сыщику никак не удавалось.

– Всем бы такими быть в девяносто шесть, как Василий Леонтьевич, – тихо прошептал Станислав Крячко, лучший друг и напарник Гурова. – Смотри, как глаза-то у старика блестят.

Фронтовику Василию Туницкому в этот день родственники специально подрегулировали слуховой аппарат, чтобы он сполна мог насладиться торжеством в честь себя самого. Идея провести парад в честь одного ветерана Великой Отечественной войны прямо во дворе его дома родилась у командования Московского университета МВД России. Сам Туницкий в те грозные годы был музыкантом военного оркестра, а потом в течение сорока пяти лет работал в школе милиции. Василий Леонтьевич в окружении родственников сидел за столом, специально вынесенным прямо во двор. Ветеран Великой войны, участник разгрома Квантунской армии слушал песни в исполнении своих коллег, приходил в полный восторг, иногда даже вытирал слезинки кулаком. Он полагал, что этого никто не замечает, а может, не считал нужным скрывать эмоции.

«От героев былых времен

Не осталось порой имен.

Те, кто приняли смертный бой,

Стали просто землей и травой.

Только грозная доблесть их

Поселилась в сердцах живых,

Этот вечный огонь,

Нам завещанный одним,

Мы в груди храним»…

Духовой оркестр находился на особом обеспечении в этом учебном заведении. Попасть туда было очень непросто. Служба там считалась престижной. Музыкантам нужно было действительно обладать если не талантом, то, по крайней мере, отличной техникой исполнения. Вокалистам полагалось петь так, чтобы душа у руководства сначала развернулась, потом свернулась.

Справедливости ради надо отметить, что эти требования командования оказались выполнены. Песни действительно звучали очень хорошо, проникновенно.

Когда концерт закончился, со своего места поднялся майор Туницкий. На тщедушной согбенной фигуре висел пиджак с многочисленными наградами, колени его подкашивались. Но ветеран усилием воли расправил плечи и как будто вмиг стал выше ростом и увереннее статью. Родные по обе стороны подхватили его за руки и помогли подойти к оркестру.

Здесь он встал, окинул всех внимательным взором, немного помолчал и произнес:

– Спасибо вам, ребята. Когда хоронил в братских могилах, в одиночных окопах и траншеях своих друзей, я им обещал, что если живой останусь, то буду все время беречь солдатскую честь. Благодаря вам сегодня мое сердце заходится от счастья. Ради такого последующего поколения и жить стоило, и умирать тоже.

Все в едином порыве громко зааплодировали.

Подмосковный поселок Козловка раскинулся на берегу Клязьмы, примерно в двухстах пятидесяти километрах от МКАДа. Здешние места были весьма живописными. По обе стороны идеально ровной дороги стояли аккуратные особняки с красивыми крышами из металлочерепицы. В строительство своих домовладений жители Козловки вкладывали души, а они у них были такими же широченными, как Клязьма в весеннем разливе, после заснеженной зимы.

В основном здесь постоянно проживали люди зрелого и пожилого возраста, которые на заре двухтысячных годов дорабатывали последние годы, оставшиеся до пенсии. Вот они-то и разглядели потенциал ничем не примечательного подмосковного поселка с его типичным деревенским укладом. Москвичи постепенно перебирались сюда, покупали дома один за другим. Сперва перестали ходить по улицам коровы, позже исчезли и гуси. Исконные местные жители стали подозревать, что их деревня обречена на вымирание. Но они ошибались.

Люди, принявшиеся повально приобретать в Козловке домики себе на старость, облагораживали их или вовсе сносили и заново отстраивали, заодно обиходили и прилегающую территорию. Они обладали хорошим достатком, но отнюдь не являлись богачами. Впрочем, и на типично деревенских жителей новые люди не были похожи, пусть даже и прожили в поселке несколько лет.

Селились здесь люди уважаемых профессий. В своем трудовом прошлом они занимали посты начальников ведомств и предприятий среднего звена, некоторые были остепененными преподавателями вузов, жила здесь и супружеская пара врачей. Постепенно все они переселялись из города, погружались в размеренный, но отнюдь не ленивый быт, сажали садовые деревья и цветы, огородничали, рыбачили, строили, ремонтировали, делали отличное вино и по вечерам, бывало, ходили друг к другу в гости. Скотину держали редко, в основном курочек или уток, с коровами возиться никому не хотелось. У одного местного, правда, жил конь, красавец Багет темно-рыжего цвета с роскошной выправкой и блестящей гривой. Хозяин мечтал о собственной лошади с детства, и вот, на старости лет, смог наконец-то осуществить заветное желание.

Некоторые еще работали и ездили ради этого в город, благо до него было по московским меркам совсем недалеко. Но в основном эти люди уже являлись пенсионерами, неторопливыми, неспешными, обстоятельными и энергичными. Благодаря деятельности своих новых обитателей поселок со временем стал напоминать лубочную деревеньку, расположенную где-нибудь в глубине Германии или Голландии. Как будто картинка, изображенная на стильной открытке, вдруг взяла и ожила.

Конечно же, за красивой оболочкой скрывались серьезные финансовые вложения. Пожалуй, только с дорогами тут повезло. Они исправно ремонтировались за счет областного бюджета благодаря близости аэропорта. В остальном местные жители сообща, без лишних склок поддерживали инфраструктуру поселка своими средствами и силами. Люди чистили пляж, облагораживали зоны общего пользования, зимой нанимали бобкэты для