другим, который планирует реализовать через десятилетия, когда она умрет (естественной смертью или нет) и также будет переработана на колбасу (Moy, 2014). Еще более сложная постчеловеческая практика принятия пищи, когда не нужно ни ждать смерти, ни прибегать к прямому убийству животных, зафиксирована в видео Алекс Бранч 2011 года «Больше нечего забрать» (Nothing Left to Take Away). Бранч стоит на парковке, на вершине сугроба, среди стаи чаек, кормит их хлебом, пока ее руки не пустеют, затем она падает, позволяя чайкам неистово и злобно клевать оставшуюся пищу – шлем Бранч, сделанный из хлеба. Бранч не устранила различие между собой и чайками: она художница, это ее работа, и ее дар им также является для нее культурной практикой; она не вернула мир к предполагаемому «равновесию»: в конце концов, чайки дерутся друг с другом, а хлеб – типичный продукт оседлого сельского хозяйства и связанных с ним несправедливостей; кроме того, чтобы снять фильм, ей нужно было сначала приучить чаек к своему присутствию: следовательно, имеет место практика взаимного приручения, которая требует изымать тело из одного дома и тренировать его для другого. Это практика переговоров, зависимости, взаимной открытости и опасности.

Еда – это по преимуществу субстанция ностальгической привязанности к материнскому или даже праматеринскому, бабушкиному, родине, «чистому», «подлинному» и «кустарному». В таких случаях еда функционирует как материализация формы фантазий о невинности и причастности, а также отсутствии ответственности, как у существа, о котором заботятся. Постгуманистический материализм в своем стремлении разрушить представления об онтологической фиксированности иногда забывает, что все существующее, независимо от того, как оно запутано с другими сущностями, все еще обладает (или обладало) тем единственным, что не может быть разделено с другими, своей кончиной, назовем ли мы ее разрушением, растворением или смертью. Постгуманизм понимает питание как практику телесной и, как следствие, онтологической проницаемости; он знает, что питание никогда не бывает невинным, что это всегда – практика смерти, всегда – неравный телесный обмен между смертными, всегда – договоренность между телами, более или менее подходящими друг другу; он знает, что для того, чтобы стать компаньоном, как в случае Бранч и чаек, иногда нужно подарить то, что один считает своим телом, другому.

См. также: Животное; Искусство; Экоматериализм; Неземной аромат; Феминистская постгуманитаристика; Многовидовое; Postmedieval (журнал); Транскорпореальность; Урбанибализм.

Карл Стил

(Перевод Глеба Коломийца)

Ж

Животное

Животные – это живые существа различных видов. Согласно знаменитой китайской энциклопедии, которую цитирует Хорхе Луис Борхес, цитируемый Фуко:

«…животные подразделяются на: a) принадлежащих императору, б) бальзамированных, в) прирученных, г) молочных поросят, д) сирен, е) сказочных, ж) бродячих собак, з) включенных в настоящую классификацию, и) буйствующих, как в безумии, к) неисчислимых, л) нарисованных очень тонкой кисточкой из верблюжьей шерсти, м) и прочих, и) только что разбивших кувшин, о) издалека кажущихся мухами».

Foucault, 1973: xv; Фуко, 1994: 28

Это лишь один из множества возможных способов классификации животных, с которыми мы делим планету. Так, Аристотель делит живых существ на животных с кровью и бескровных. Все животные с кровью, согласно Аристотелю, обладают позвоночником. Согласно Ламарку, животные делятся на позвоночных и беспозвоночных. Жорж Кювье объединил принципы Ламарка и Аристотеля: согласно его теории, позвоночные имеют красную кровь, а беспозвоночные – белую. В целом Ламарк думает точно так же, но определяет кровь по интенсивности ее красного цвета. Таким образом, по его теории, у беспозвоночных нет настоящей крови, которая должна быть красной, и т. д. Гегель, в свою очередь, основывает дальнейшую классификацию позвоночных на стихиях, к которым приспособлены тела животных, а именно: земля, воздух и вода, и поэтому мы имеем наземных животных, птиц и рыб (Hegel, 2007: 425; Гегель, 1975: 465). Животных также можно поделить на человеческих, не-человеческих, дочеловеческих и постчеловеческих.

Почти бесконечное разнообразие существующих сегодня животных возникло в результате так называемого кембрийского взрыва и скелетной революции, произошедших примерно 500 миллионов лет назад. Эта революция дала животным не только скелеты, но и сложные органы, глаза и даже мозг. До этого животные тоже существовали, но они были абсолютно другими. Некоторые из них напоминали надувные матрасы; другие были больше похожи на диски, трубки или мешки, наполненные грязью. Эти организмы, названные эдиакарской биотой, ныне полностью вымершие, были почти неподвижными, постоянно прикрепленными к своим местам. Пожалуй, главное, что объединяет всех современных животных, это, напротив, их подвижность, хотя есть животные, которые по-прежнему предпочитают покой.

Традиционно животных отличают от растений, грибов, бактерий и т. п., с одной стороны, и человеческих существ, ангелов, машин и богов – с другой. Эти принятые учеными разделения, конечно, очень условны. В каком-то смысле в каждом живом существе есть что-то животное, по крайней мере если мы повнимательнее присмотримся к этимологии, которая показывает, что слово «животное» (animal) происходит от латинского anima, что значит «душа» и принцип жизни. Человеческие существа часто исключают себя из животного царства и думают, что они относятся к другой, отдельной категории. Это называется человеческая исключительность (human exception). Однако, по сути, люди – это, конечно, тоже животные. Ведь они тоже рождаются, дышат, двигаются, едят других живых существ, размножаются и в итоге умирают. Ангелов, даже несмотря на то что они не умирают, тоже можно считать животными, так как у них есть крылья, когти и хвосты; все, у чего есть хвост, нужно причислять к животным, в том числе самолеты, кометы и ракеты, несмотря на то что человеческие существа обычно отделяют небесные тела и машины с хвостами от других зверей. И, наконец, боги – это животные. По крайней мере были. На заре человечества наши первые боги были животными.

Доисторические люди верили в божественную природу животных, которых они видели вокруг, и рисовали их на стенах и потолках своих пещер. Эти рисунки были иконами доисторического человека. Ящерицы, змеи, слоны, львы, орлы, жирафы и другие встречаемые ими великие вещи не работали и не говорили на языках, а потому считались выше людей. Они были и до сих пор есть, как сказал Жорж Батай, суверенные, или «свободные по сути своей существа» (Батай, 1986). Однако отношение к животным в древнем тотемизме было крайне неоднозначным. Животные были праотцами и богами, но в то же время снабжали людей всем, что им было нужно для жизни: едой, жилищем, одеждой, инструментами и оружием. Их плоть, шкура, кости, рога – все шло в ход. Из-за них люди убивали животных, а если эти животные были их богами, первопредками или другими