лишь невидимой пуповиной гравитации и телекоммуникации» (Margulis, Sagan, 1995: 18). Они используют подобные образы и нарративы, развивая идею холархического взгляда, для которого человек является частью как микро-, так и макрокосмоса. Для них это событие есть нечто вроде зеркального изображения планетарного масштаба, переносящее концепт Жака Лакана с младенцев на космическое пространство: восприятие «глобальной окружающей среды» как «стадии зеркала всего нашего вида» (Ibid.).

Нечто гораздо большее, чем просто отзвук психоаналитической стадии проектирования планеты, технологически опосредованный, медиатизированный взгляд, обращенный на Землю, сам по себе был полезен по целому ряду политических, научных и военных соображений. Наблюдение за Землей из космоса повлияло на изучение климатических изменений (вызванных в том числе и испытаниями ядерного оружия; см. Edwards, 2010). Оно сыграло важную роль в планировании военных операций и оценках геополитического положения. Оно вновь дало возможность целостного взгляда на планету как на единую и в то же время сложно устроенную нелинейную систему. Оно внесло свой вклад в разнообразные культурные умонастроения и движения. Даже взгляд на иные миры вдали от Земли помог заострить внимание на планете, но технологическое наблюдение за космическими глубинами при помощи телескопов, таких как «Хаббл», никогда не касалось только космоса и межпланетных пространств.

Специальные линзы и обработка изображений, полученных дистанционным наблюдением со спутников, внесли большой вклад в географические исследования (Cubitt, 1998: 45–49). Обращенная к Земле перспектива сделала возможной тонкую настройку точности корпоративных цифровых карт вроде Google Earth и привела к появлению массированных систем военного наблюдения и разведки.

Земля находится под постоянным прицелом спутников и систем дистанционного зондирования, таких как Planetary Skin Institute. Planetary Skin Institute – одна из многих систем, предлагающих многомасштабный аналитический взгляд на множество процессов. Институт с гордостью утверждает, что считает их «масштабируемыми большими данными», которые приносят пользу обществу и могут «повысить продовольственную и энергетическую безопасность, безопасность водных ресурсов, а также защитить ключевые экосистемы и биоразнообразие» (цитируется по Bishop, 2016). Наряду с такими конструкциями, как «Центральная нервная система для Земли» от Hewlett Packard (CeNSE, The Centre for Nano Science and Engineering), он создает системы слежения в реальном времени, предлагающие больше, чем просто наблюдение. Как заявляет Райан Бишоп (2016), существуют массированные многоуровневые, основанные на данных системы непрерывной интерпретации различных масштабов Земли, действительно определяющих безопасность планеты как некоего единого тела.

Наше взаимодействие с Землей опосредовано технологиями и техниками визуализации, сонификации, калькуляции, картографирования, прогнозирования, симуляции и т. д.: Земля становится объектом нашего анализа именно с использованием медиа. Когда-то даже карты поверхности Земли и залежей геологических ресурсов создавались посредством обследований местности и полевых наблюдений; теперь же это делается при помощи дистанционных технологий распознавания (см. также Parikka, 2015). Кто-то может заметить, что они некоторым образом представляют собой развитие универсального исчисления Лейбница, которое предлагало объяснение земного устройства, в том числе и катастроф вроде землетрясений (например, печально знаменитого лиссабонского в 1755 году). Однако, как утверждает теоретик архитектуры Эяль Вайцман, теперь это исчисление Земли организовано не столько в соответствии с христианским божественным порядком, сколько со «все более усложняющейся бюрократией исчислений, включающих в себя данные, снимаемые датчиками грунта, почвы, воздуха и океанов, которые все обрабатываются алгоритмами с их соответствующими моделями» (Weizman, Davis, Turpin, 2013: 64). Кроме того, и практики метеорологического наблюдения также следует считать культурными техниками и медийными операциями, упорядочивающими изменения погоды, превращая их тем самым в пригодные для анализа данные. Земное открывается через то, что вращается над ним, атмосфера становится способом понимания земной поверхности, а орбита – тем местом, где начинается понимание Земли при помощи массированного применения основанных на данных дистанционных систем наблюдения. Nomos Земли, определяющий ее геополитику, распространяется на небесные сферы и многоуровневые операции интенсивной обработки данных (см. Bratton, 2015).

См. также: Антропоцен; «Обсерватория антропоцена»; Четыре элемента; Общая экология; Геомифологии; Земное; БН = безопасность/надзор; Медиаприроды.

Юсси Парикка

(Перевод Веры Федорук)

Земное

Английское слово «terrestrial» впервые употреблено как существительное в 1602 году в комедии Шекспира «Винздорские насмешницы», где оно относится к смертному, обывателю, человеческому существу (Оксфордский словарь английского языка), которое противопоставляется существам небесным. Подобным образом, ранее, когда слово «terrestrial» употреблялось только как прилагательное, например в английском переводе Библии, выполненном Тиндейлом в 1525 году, оно отсылало к сфере земной жизни, опять же противопоставленной небесной. Земное – как существительное и прилагательное – относится к земле и почве, к материальной, а не бесплотной жизни.

Этот термин раскрывается в трех планах: земное как инструмент мышления о человеческом существовании, освобожденном от божественного порядка; земное, привязанное к Земле как сфере планетарного существования; и земное в «СФ-режиме», когда существа терры изображаются как земные твари (earthly critters), разрушая тем самым вертикальность небес и земли и антропоцентрические фантазии об освоении космоса.

Первый план: земное как инструмент мышления о человеческом существовании, освобожденном от божественного порядка. Производные от латинского terra (чей греческий предшественник и эквивалент – gaia) все чаще используются в эпоху Возрождения, поэтому не удивительно, что в числе первых примеров такого употребления – Данте и его «Божественная комедия» (1305–1321), в которой особое внимание уделяется мирскому путешествию странника. Земное существование человека-животного вызывало все больший интерес у гуманистов эпохи Возрождения, начиная с Данте, Эразма и Бруно. Затем – у Шекспира, в его драматических анатомиях человека, и заканчивая рождением новых наук у Вико, где внутренние разделения и исключения в рамках категории «человека» (в особенности те из них, что навязывали гендерные и расовые определения) имели важнейшее значение для первой волны гуманизма (Wynter, 2003; см. также Bourke, 2011). Эрих Ауэрбах в работе Dante als Dichter der irdischen Welt (нем. «Данте как поэт земного мира») (Auerbach, 1929; Ауэрбах, 2004), а вслед за ним и Эдвард Саид (Said, 2003) дают Данте характеристику «Poet of the Secular World» (англ. «Поэт светского мира») – таково и заглавие работы Ауэрбаха в английском переводе. Эмили Аптер отметила, что он не совсем удачен (Apter, 2006: 69), поскольку речь идет не о светском (secular) (отделенном от божественного, но все же соприкасающемся с ним), но скорее о радикально земном (irdisch – земной (нем.)), и именно эта тема была в фокусе интереса Данте, Ауэрбаха и Саида. Последний пишет, что прочтение Ауэрбахом Данте указало на то, что «при всем интересе к вечному и неизменному, „Божественная комедия“ с еще большей убедительностью показывает реальность как по существу человеческую», во всей ее «приземленной историчности» (Said, 2003: xxvi). Подобным же образом Саид, вплоть до работы «Гуманизм и демократическая критика» (Said, 2004), фокусируется на размышлениях о «мирском» (worldly), которое подразумевает, что