– Пытаешься урвать для себя хотя бы шесть месяцев жизни?

– Я потом даже могу не претендовать на роль Милы Миланской, просто исчезну из твоей жизни. Мне так даже лучше. Иначе после получения наследства у тебя может возникнуть искушение убить меня, ведь я тебе уже стану без надобности.

– Хорошо… Считай, что ты меня убедила. Пока поиграй роль Милы Миланской, а там поглядим. Но помни: шаг влево, шаг вправо – и ты труп! Мне для этого даже ничего не придется делать. Я просто выдам тебя со всеми потрохами дядюшке. А что он после этого с тобой сделает… Будешь мечтать, что не осталась в моих руках. Иди к зеркалу, я сама тебя загримирую.

Мила села перед зеркалом и принялась разглядывать разбитое в кровь лицо. Ей казалось, что она выторговала для себя приговор о помиловании. Колени дрожали так, что пришлось сжать ими сомкнутые в замок ладони.

– Хватит трястись, дурочка! – заметила Катюха. – Все самое ужасное для тебя уже позади.

– Не представляю, как можно скрыть такие явные следы побоев, – пробормотала Мила, пытаясь выдумать хоть какое-то более-менее правдивое объяснение, которому способен поверить дядюшка.

– Беда твоя в том, что ты недооцениваешь моих возможностей. Все так просто, что ты даже удивиться не успеешь.

Катюха подошла к Миле сзади, положила прохладную ладонь на ее лоб и, мгновенно откинув голову, другой рукой ткнула иглой шприца в шею. Перед глазами Милы все поплыло, и она провалилась в бездонную черноту.

Алексей подъехал к закрытому шлагбауму с камерой видеонаблюдения и грозной табличкой «Проезд запрещен! Частные владения!». По обеим сторонам неширокой гладкой асфальтированной дороги, направляющейся куда-то в глубь леса, метров на сто вперед простирались заросли камыша, что намекало на заболоченные места, поэтому объехать шлагбаум не получится. Он вышел из машины и потоптался возле камеры.

– Проезд запрещен! Частные владения! – прохрипел динамик.

– Читать я умею, – произнес Алексей. – Мне нужно видеть Милу Миланскую.

– Вам назначено?

– Да! – уверенно сказал Алексей. – Я художник. Она заказала мне свой портрет. Меня зовут Алексей Бельский.

– Ждите! – прохрипел динамик и на некоторое время затих.

Алексей сел в машину и приготовился к долгому ожиданию. Но шлагбаум неожиданно быстро поднялся, пропуская машину, и тут же опустился. «Она здесь! И с ней все в порядке, – подумал Алексей, и словно гора с плеч. Наконец-то он снова ее увидит. – Не захочет продолжить отношения – исчезну. И теперь уже навсегда: насильно мил не будешь!»

Вот и ладненько, вот и хорошо. Напрасно он за нее беспокоился: уж кто-кто, а Мила Миланская себя в обиду не даст. Даже на встречу согласилась. И все-таки душа отчего-то не на месте.

Алексей так торопился поскорее увидеть Милу, что мчался по дороге на предельной скорости, не замечая завораживающих красот вокруг. Любого смертного, не говоря уже о художнике, глаз которого наметан видеть то, что другие не замечают, и различающего множество оттенков всех цветов радуги, не мог оставить равнодушным открывшийся перед взором вид.

Роскошные просторные поля и леса, плодоносящие сады, сверкающие на солнце зеркальной гладью водоемы с отражающимися в них голубыми небесами и пасущееся на прекрасном цветочном лугу стадо словно нарисованы на холсте рукой самого искусного мастера, именуемого природой. Но Алексей будто ослеп, поглощенный встречей с Милой для окончательного решения своей судьбы.

Подъезжая к особняку, он заметил спешащего к нему навстречу высокого седого господина в сопровождении телохранителей.

– С кем имею честь? – спросил настороженно старик, подходя и хмуро оглядывая незваного гостя.

– Алексей Бельский, художник. Вот мои документы. – Он протянул паспорт, который был изучен самым внимательным образом и возвращен владельцу.

– Что вам угодно, сударь?

– Мне нужно видеть Милу Миланскую.

– Зачем?

– Она пригласила меня написать ее портрет.

– Когда?

– Полторы недели тому назад.

– Мне об этом ничего неизвестно.

– Видимо, хотела сделать сюрприз, – предположил Алексей.

– Кому – самой себе?.. Голубчик вы мой! Да она вас дождаться никак не могла! Потрудитесь же объясниться: где вы были все это время?!

– В запое! – неожиданно для себя брякнул Алексей и заметил, как охранники еле сдержали улыбки.

– Давайте-ка мы с вами пройдемся немного, – произнес старик и махнул рукой, останавливая охранников. – У меня сейчас как раз время для прогулки – моцион, так сказать, – и они направились по тенистой аллее в глубь парка.

– Что же это вы, молодой человек, так долго пропадали?

– Видите ли, Руслан Романович, все не так просто, как кажется на первый взгляд, – начал Алексей, осторожно подбирая слова. – Я сначала решил, что она бросила меня…

– И благополучно ушли в запой? – продолжил дядюшка. – Хотя я бы, наверное, тоже так поступил. А потом что – осознали, что за свое счастье следует хотя бы побороться?

– Точно!

– И я бы так поступил! – удовлетворенно заключил Миланский и тут же почувствовал, что этот странный, бородатый, длинноволосый художник стал для него родным и близким. – Дорогой мой, как же я рад, что ты наконец у нее появился, любимый и единственный! – Он обнял Алексея и пустил слезу. – Не умереть мне своей смертью, потому что вы оба уморите меня раньше времени. Вот только никак не пойму от чего – от счастья или от горя?

– Что случилось?! – Сердце Алексея бешено заколотилось. – Где Мила, что с ней?!

– А Людмилочка пропала, – развел руками дядюшка и тяжело вздохнул. – Во всяком случае, уже третий день не получаю от нее вестей. Вот как отправилась позавчера к Катюхе на похороны ее отца, так и пропала: ни звоночка, ни весточки. Ах нет, был один звонок позавчера вечером. Она предупредила, что остается у Катюхи, и бросила трубку. Я тут же поехал за ней, но Катюха заявила, что Людмилочка уехала еще в обед, даже на похороны не осталась, так как плохо себя почувствовала. И с тех пор о ней ни слуху ни духу… Очень я за Людмилочку переживаю. За прошедший год на нее, бедняжку, столько бед свалилось. Я сам чуть с ума не сошел. Но ее необходимо было спрятать! Алеша, ты же меня понимаешь? Я хотел как лучше. Даже подумать жутко: на нее собирались повесить чужое убийство! Если бы я тогда не подсуетился, она бы уже сидела. Нужно было подстраховаться, пока все не прояснится.

– Я понимаю, – сказал Алексей.

– А она на меня обиду затаила: решила, что я ее собираюсь убить! Нет, ты представляешь?! Грех-то какой, прости, господи! Еле помирились. Как хорошо, что на ее пути повстречался ты. Очень она тебя, Алеша, любит! Я даже не ожидал от Людмилочки, дебоширки. Любо-дорого посмотреть. Она словно заново родилась. Совсем ведь другим человеком стала. С нею такого никогда не случалось.