Мы зашли в один из подъездов. Поднявшись по лестнице на второй этаж, прошли к тяжелой железной двери в конце коридора. Послышались звуки движения тяжелого засова, скрежет плохо смазанных механизмов. Тяжелая толстая стальная плита пришла в движение.

На пороге стояла другая кицунэ, рыжая, смотрела на нас немного напуганным взглядом.

- Привет, - внезапно сказала мягким голосом светловолосая.

Я дернулся от неожиданности. Но Кирсновский, судя по всему, был к этому привычен.

- Она у тебя говорить умеет? – Спросил я с настороженностью.

- Разумная, да. Не сравнимо с обычным человеком, конечно, но собственные мысли имеет. С дозировками экспериментировал, выводил допустимый разумности и подчинения.

- Жуткий ты тип, - покачал головой.

Я улыбнулся светловолосой. Она улыбнулась мне в ответ, задергав весело ушами.

- Кто бы говорил, Костя, - буркнул Кирсновский.

Убранство в квартире было не особо богатым. Стены в коридоре и комнатах не имели обоев. Мебель выглядела обшарпанной. Зато свободное пространство заставлено чудными химическими аппаратами с трубами и колбами. Повсюду стоял резковатый запах химических реагентов и едва уловимый аромат чесночных гренок с беконом.

Под аккомпанемент дрыхнущего в одной из спален профессора биологии Афанасия Максимыча Бобровского мы завалились на кухню, едва лишь отмыв с мылом руки. Уплетая горячий омлет, наблюдали за рыжей кицунэ у плиты. В кастрюле начинало закипать адской густоты зеленое варево.

Другая девушка с лисьими ушами отнесла бессознательного часовщика на руках в гостиную, где стоял удобный широкий стол. Физической силы у нее было больше, чем имела бы любая другая девушка ее комплекции. Кирсновский в этом деле нахимичил знатно.

- Пойдем, - внезапно сказал химеролог, вскакивая со стула.

Мы прошли в гостиную. Кицунэ успела срезать пиджак и рубашку с бессознательного тела. Часовщик лежал с голым торсом. В правой части груди были две аккуратные дырочки. Кожа вокруг отверстий немного почернела, а вены болезненно выступили. Ни единого намека на засохшую кровь не наблюдалось. Дыхание было стабильным и размеренным, сообщая о том, что легкие не задеты.

- Не знаешь, что это? – Спросил меня Кирсновский.

Я пожал плечами. В магическом зрении рана дымилась черной энергией. Видно пули были какие-то магические. Еще один вопрос в копилку к Лидии.

Мы с интересом рассматривали рану, пока не пришла рыжая с кастрюлькой. Светловолосая зачерпнула банкой часть варева. Остальное, как оказалось, предназначалось Кирсновскому.

Вернувшись обратно на кухню, рыжая начала поить с ложечки парня. Он морщился, кряхтел, чавкал, но не отказывался от употребления.

Я хотел было уйти на помывку, но химеролог попросил немного подождать. Через пять минут гляделок он открыл окно, через которое заполз кроточервь с Хлебной улицы. Зверек подполз ко мне и протянул корявую лапу вверх.

- Пожми, - кивнул Кирсновский.

С опаской коснулся пальцами грязной скользкой ладони. Мир на секунду погас, а потом появился вновь, но совершенно другой.

***

По ночному пустырю шагал человек, оставляя отметины в земле тростью. Поежившись от ночного холода, он оглянулся назад. Удостоверившись, что никто из пассажиров не последовал за ним на пустырь, пошел дальше. В отличие от тех господ праздничные туфли замарать о грязь этот человек с тростью не боялся. Он остановился около сидевшего на корточках парня с горящими синим цветом глазами.

- Что ты там рассматриваешь? – сказал хрипло Шатый и закашлялся.

- Интересная вещица, - задумчиво проговорил маг с горящими глазами.

- Не томи, Гоголев, - сказал едва поднимая слипающиеся от усталости веки барон.

- Посмотрите-ка сами.

Небольшой пистолет черного цвета лег на гладкие белоснежные перчатки. Барон посмотрел на оружие ровно секунду и, завернув в платок, убрал в карман.

- Ей-то какой прок помогать? – Спросил в пустоту Шатый.

- Кого вы имеете ввиду, Павел Александрович?

- Займись своими делами, а это оставь мне. Нужно поинтересоваться, в чем причина поддержки такими интереснейшими вещицами.

- Вы хотите разобраться с этим человеком? – Спросил Гоголев, поднимаясь и разминая затекшие ноги.

- Разве я когда-то обижал женщин? - С укором спросил Шатый.

- Вашему слову я охотно поверю.

- Ступай. Главное не дай им добраться до дома Августа.

Барон пошел в сторону стоявших в отдалении карет, где вели вялую беседу несколько человек в праздничных фраках.

- Вы его боитесь? – Негромко окликнул Гоголев.

- Будет неприятно, если он отыщет в глубине своей души силу и простит наконец-то Любомирских.

Глава 17

Я отшатнулся подальше от мелкого кроточервя, успевшего измазать весь пол слизью и грязью.

Ночной пустырь исчез. Обшарпанная кухня с рыжей кицунэ, кормящей своего создателя с ложечки, появилась обратно. Мелкая химера отползла к Кирсновскому, схватила на секунду его голень прямо через штаны и выползла наружу через окно.

- Ого как умеет, - присвистнул я.