93,8 тысячи рублей, но уже в первом государственном году чистый доход был 64,5 тысячи рублей, и прибыль ежегодно стала возрастать.

Позволим себе забежать вперед и сравнить вот такие цифры: по итогам 1888 года 76 процентов рельсовой сети принадлежали 42 акционерным обществам и лишь 23,6 процента – казне. Но к концу 1894 года у казны были уже 56,2 процента всех российских железных дорог.

С. Ю. Витте: «Императора Александра III немало шокировало такое положение вещей, что в государстве создались как бы особые царства железнодорожные, в которых царили маленькие железнодорожные короли вроде Полякова, Блиоха, Кроненберга, Губонина и прочие и прочие. Здравый хозяйственный разум царя привел к ясному мнению о том, что нужна национализация всего железнодорожного хозяйства. И начал неукоснительный выкуп железных дорог. Чаще всего этот выкуп шел с явной переплатой, но император шел на это, сознавая важность избегать резках конфликтов с будущей и уже настоящей буржуазией и твердо веря, что от выкупленных дорог будущий доход в конце концов решительно покроет затраты».

Так всё и получилось, кроме того, в российском железнодорожном хозяйстве значительно прибыло порядка и безопасности движения.

Нужно сказать, что Царь-Хозяин весьма не доверял не только железнодорожным «королям», но и в целом крупным частным предпринимателям (как, впрочем, и крупной бюрократии). И он направлял экономический курс империи на всемерное вхождение государства в главные отрасли хозяйственной жизни России. Удалось ли ему это? Современный историк А. Полунов: «При Александре III государственное вмешательство в экономику резко усилилось». Уж привлекаемая нами точка зрения другого современного историка А. Боханова говорит об этом ещё полней, и Боханов приходит к выводу о том, что Бунге и Вышнеградский при понимании Александра III дали основу для бурной промышленной модернизации («первой русской индустриализации»). Именно эти экономические свершения эпохи Александра III стали фундаментом всего дальнейшего хозяйственного прогресса страны.

Неизбежен встречный вопрос: а в целом благодатно ли активное вмешательство государства в экономическую жизнь страны? Сперва нам будет уместно сказать, что, например, таковое вмешательство в Германии было ещё решительней и гораздо жестче. И это привело к управляемому, неуверенному прогрессу в деле индустриализации. Привело ли такое вмешательство к резким столкновениям с личными интересами крупных капиталистов? Безусловно, привело. И если в железнодорожном деле царь смягчал их недовольство и при выкупе дорог шел на явные переплаты, то например, в крупном водочном предпринимательстве он проводил более жёсткую линию.

…С 1860 года в Москве на Пятницкой улице успешно работало водочное производство П. А. Смирнова, талантливо продвигавшего своё дело. Это дело развивалась сталь успешно, что Смирнову удалось собрать бесчисленные награды на международных выставках по обе стороны океана. При Александре III эта мощная фирма стала Поставщиком Двора Его Императорского Величества. Не менее громко звучали имена других винозаводчиков – Шустова, Поповой, Петрова, Вараксина, Бехмана Штиттера. И всё это была громадная сфера частных капиталов и частных интересов.

Но император по финансово обоснованному предложению Витте и его сторонников решил ввести в стране винную монополию. Это сильно ущемило интересы крупных производителей виноводочных изделий, для некоторых (как, например, для П. А. Смирнова) это являлось подлинной жизненной трагедией.

Но император не сомневался в нужности решения о монополии. Её цель и методы её реализации были хорошо продуманы и соответствовали идеям и мыслям программы Д. И. Менделеева.

И Витте со своим «штабом» уверенно и энергично претворял в жизнь замысел монополии. В короткие сроки создали в стране 348 казенных винных складов, на которых стали делать казенное хлебное вино. Результат для бюджета был очень благоприятным, экономический эффект весьма ощутим.

И в целом император был весьма восприимчив к советам своих экономистов. Так, он вежливо откликнулся на их замечания о пользе освоения русского севера. Его особенно заинтересовали территории Кольского полуострова. Царь стал покровительствовать тамошнему хозяйству и предложил ученым и хозяйственникам подготовить свои соображения о создании там военного флота и создании нашего самого северного незамерзающего порта.

После изучения всех представленных материалов он пришел к решению о создании на Севере порта и города (нынешнего Мурманска).

Его преемник на русском престоле император Николай II не поддержал это начинание, и порт построили на Балтике в Либаве. Увы, боевые события мировой войны показали уязвимость наших балтийских портов и показали, что и в этих вопросах Царь-Хозяин был гораздо более прав, нежели его наследник. И строить Мурманск пришлось, но уже только десятилетия спустя.

Все советские историки и немалое число современных исследователей той эпохи осуждают Александра III за проявление резкой и грубой «самодержавности» в хозяйственной жизни страны, в принижении роли местного самоуправления. Такие суждения имеют известную основательность, но во многих случаях император отнюдь не отрицал полезный характер инициативы снизу, а в том числе и конструктивности многих позиций органов самоуправления. На этом направлении весьма показательным может быть пример отношений государственной власти и органов самоуправления Москвы.

В 1887 году там решено было строить мытищинский водопровод. И генерал-губернатор Долгоруков хотел взять дело в свои руки, отодвинув в сторону городское самоуправление. Но император решительно поддержал лидера самоуправления Алексеева, пометив решающие бумаги в его пользу: «Совершенно справедливо». Хозяйственная инициатива по обустройству русских территорий императору всегда была близка и понятна. В этом он чаще всего оказывался спокойно последовательным.

В 1889 году московский конфликт разгорелся с новой силой. Москва вновь избрала городским головой опять же Алексеева. А генерал-губернатор Долгоруков обратился к царю с просьбой: Алексеева не утверждать! Но Александр III не внял просьбе своего высокого чиновника и Алексеева утвердил. С этим лидером муниципального самоуправления он был вполне единомышлен как по стратегии развития хозяйства страны, так и по конкретным хозяйственным вопросам. Впоследствии император сказал: «Я любил его за то, что он не занимался политикой, а только делал».

Что может быть красноречивей таких слов? Ведь Царь-Хозяин всегда искал помощников в работе, а часто натыкался лишь на политизирующих говорунов… И в московском конфликте он совершенно определенно усмотрел в действиях генерал-губернатора во многом бюрократические происки. А в трудах городского головы – самую подлинную практическую пользу.

Во многом не доверяя бюрократам (и, может быть, слишком строгой своей оценке их работы), царь оставался строгим, зорким и заботливым хозяином. И, в конечном итоге, он сделал очень много для укрепления позиций государства в народном хозяйстве огромной страны и привел Россию в число бурно развивающихся стран.

При этом мы не можем не коснуться неизбежно возникающего «рабочего вопроса». Конечно, при быстром капиталистическом развитии страны он уже заявлял о себе, и при Александре III случались стачки и забастовки и происходили частные попытки террора. Требовала улучшения и жизнь российской Деревни. Мы не можем сказать, что, увлечённый развитием отечественной промышленности, император совсем не уделял внимания