Поезд тронулся, высокая комиссия уехала.

Позднее Фёдор Дмитриевич не раз ещё приезжал в полк, и к родным отъезжал, и с однокашниками встречался, но делал это теперь только за рамками служебного времени. А о Борисе больше слышно не было, полковой комсомолец сказал: «За Байкал, за Кривое озеро куда-то направили, на повышение, наверное».

– Ну-ну.

А впрочем, хорошее пиво и там водится.

Прибыв на утреннее построение, Макаров сразу понял – что-то случилось. Нюху него на неприятности был какой-то особый.

Нет, внешне вроде как бы всё в обычном режиме. Построение, развод на занятия, совещание офицеров, учебный корпус, сегодня подготовка к регламенту, ну и так далее. Но что-то не так. Вон начальник отделения Иванцов шушукается с оператором, увидел, что комбат смотрит в его сторону, и засуетился, засуетился. Сержанты уж больно подтянутые сегодня, непривычно шарахаются в сторону при его приближении. Старшина в каптёрку быстрее обычного умчался.

Что-то не так.

Ладно, пошли. Будем разбираться.

И комбат двинулся к начальнику второго отделения.

– Иванцов, что глазёнки прячешь? Что-то не так?

– Да нет, товарищ капитан, всё в порядке, всё в норме.

– Ты мне пыль в глаза не пускай, что случилось-то? Я же вижу, носом чую, что-то случилось. Докладывай.

– Да так. Может всё ещё обойдется, сам придёт…

– Кто придёт! Откуда придёт! Кончай ваньку валять! Что произошло?

– ЧП у нас. Ефрейтора Михалика в батарее нет, и никто не знает, где он.

– Вот те раз…

– И как это случилось? Когда он исчез? Почему?

– Так ещё в субботу пропал. В наряд в столовую заступил и исчез.

– Как, нет бойца уже третий день, а я ничего не знаю?!

– Так вы отдыхали, с семьёй были, я не рискнул вам звонить…

– Да…

Лицо комбата пошло пятнами. Иванцов попятился.

– Товарищ капитан, не всё это ещё.

Начальник второго отделения, видимо, решил всё, что гвоздём торчало у него в голове вот уже два дня, в секунду вывалить на комбата. Думал, что так будет легче. Всё одно – семь бед, один ответ. А что он, «двухгодичник» теряет – всё одно через полгода домой.

– Товарищ капитан, Михалик в составе дежурной боевой смены пуска…

– Что?!

Да…

Вывалил, так вывалил.

– Спасибо, дорогой, обрадовал. Третий день солдат, находящийся на боевом дежурстве, отсутствует в батарее. Это же не просто самоволка, это же не просто нарушение. Это нарушение правил несения боевого дежурства, это пре-сту-пле-ние!!! Ты меня слышишь, Иванцов! Преступление!!! Кто в дивизионе знает об этом, кому доложил?

– Да никому и не докладывал, думал, сам придёт, обойдётся всё как-нибудь.

– Искали?

– Конечно, искали. Но солдаты или не знают, где ефрейтор, или не хотят говорить.

– Уйди с глаз моих!!! Искали!!! Наберут всяких таких вот в армию!!! Искали!!! Где вы его искали, в тумбочках, что ли, иль в гальюне?

– Да мы…

– Замолчите, товарищ старший лейтенант. Пока ещё старший и на свободе пока ещё! Уйди с глаз моих!!!

Комбат пошёл к казарме. Надо было подумать, что предпринять.

Дежурный по батарее выскочил навстречу командиру.

– Смирно! Товарищ капитан, во время моего дежурства…

– Отставить!

Макаров зашёл в канцелярию.

Эх вы, думы командирские, думы!

Как всё хорошо складывалось. Впервые в этом году два дня дома побыл. Мама приехала, с дочуркой в парке погуляли. Женькин день рождения в кругу семьи отметили, три годика пацану исполнилось, умницей растёт.

Так спокойно, комфортно. Так спокойно на сердце было…

И на тебе…

В парке встретил кадровика дивизионного. Классный мужик. Одну бурсу с ним кончали, правда, в разные года. Намекнул, что его кандидатуру рассматривают на должность заместителя командира дивизиона в соседний полк. Прекрасная новость!

И на тебе…

С этим ЧП не то что о повышении думать – как бы с должности не слететь.

Да…

Ладно. Что произошло, то произошло. Надо что-то предпринимать.

– Дежурный! Офицеров ко мне!

Через пять минут комбат вытряхивал душу из подчинённых.

– Как это произошло? Почему мне не доложили? В чем дело?.. До каких пор?.. Да я вас…

Полютовав чуток, определил круг задач по поиску ефрейтора.

– К семнадцати часам мы должны иметь полную ясность по происшедшему. Куда мог уйти ефрейтор. Почему. С какой целью. Один ли. Пересмотреть его личные вещи.

Земляки, друзья. Со всеми переговорить. С активом, сержантами – особенно…

В пять вечера была обозначена общая картина происшедшего.

В субботу у Михалика был день рождения, и он просил Иванцова отпустить его в город позвонить матери домой. А поскольку заступить на боевое дежурство было некому, начальник второго отделения, пообещав ефрейтору увольнение, но только через недельку, подал его в список дежурной смены. А чтобы в день своего рождения солдат мог сытно поесть, не придумал ничего лучшего, как поставить его в наряд на кухню. Видимо, солдат и решил уйти в самоволку.

Молодец, заботлив отец-командир, куда уж умнее…

Комбат в ярости готов был набить морду Иванцову, этому «очкастому индюку», как он его иногда про себя величал. На языке вертелись самые грязные матерные слова. И лишь присутствие офицеров сдерживало Макарова от площадной брани.

Боже мой! Идиот!

– Это же надо быть таким тупым! Иванцов, вы понимаете, что вы своим бездушием толкнули солдата в самоволку?

Боже мой! С кем приходится работать!

Трое суток прошло. Бойца в батарее нет. Надо докладывать командиру дивизиона. На себя больше брать нельзя.

Сожрёт комбата Фёдоров, сожрёт с потрохами, но делать нечего. Своими силами бойца не найти. Надо идти в штаб.

В кабинете командира дивизиона были замполит и начальник штаба. Офицеры что-то горячо обсуждали.

– А, комбат, заходи. А мы тут спорим, на какой день лучше спортивный праздник назначить. Ты что думаешь, на сей счёт, а?

– Да не до праздников мне, ЧП у меня, товарищ подполковник. Разрешите доложить?

– Что случилось? Докладывайте. – Иван Петрович, идите на построение (это он начальнику штаба).

Макаров обстоятельно доложил командиру дивизиона суть произошедшего в батарее.