стала подозревать, что за нею кто-то следит, и это ее страшно нервировало, мешало сосредоточиться.

Кончился ужин, Камынина собралась на свидание.

За лесом то и дело сухо вспыхивали зарницы; тревожно кричали перепела на ближнем поле в цветущей ржи, в сыром воздухе стоял запах железа. Странное томление, беспокойство овладели Варварой Михайловной. «Дождь, что ли, собирается? Духота какая». Васятка долго не мог заснуть, не отпускал мать ни на шаг, требовал сказок. А тут еще все время рядом толклась Маря; как уйдешь? Главное же, Варвару Михайловну связывала Забавина: заведующая столовой неподвижно лежала на застеленной постели, прикрыв лицо прозрачной шелковой косынкой, но в этой неподвижности, в молчании чувствовалась особая настороженность, и казалось, что глаза ее под косынкой открыты, а уши чутко прислушиваются.

И Варвара Михайловна не вышла к Молостову. Ей вновь чудились его тяжелые шаги вокруг шалаша, невнятное похрустывание веток. А может, просто дождик начался? Действительно, шумит: тихий, дремотный.

XXVI

Дожди к июлю зарядили почти ежедневно. Часто слышно было, как где-нибудь в колдобине натужно буксует машина, груженная камнем; шоферы и спали в кабинах, ожидая, когда их вытащит эмдээсовский тягач или трактор, ползущий на карьер с прицепной тележкой. Работа на трассе застопорилась. В канавах кисла вода, даже песок в «корыте» разбух. Стоило проглянуть солнышку, заиграть теплому ветерку, как весь народ, несмотря на грязь, хватал инструмент, высыпал на земляное полотно.

Таким погожим выпало субботнее утро. Солнышко осветило мокрый лес с обвисшей, сочащейся каплями листвой, полегшую, насыщенную дождевой влагой траву. Густой, почти неподвижный туман заткал низинку у реки. Подали голос птицы, из Бабынина с мычанием, звяканьем ботал потянулось колхозное стадо, люди зашевелились, высыпали на работу.

В чашинском лагере остались одни дежурные. Повариха с подручными торопилась сварить обед, пока не раздождило. Клавдия Забавина только что выдала им жиры, говядину, гречневую крупу и разбирала продукты в полутемной, наспех сколоченной из досок кладовке.

От трассы показалась Варвара Михайловна. Она подносила мостовщикам камень и в лагерь заглянула, чтобы измерить температуру двум простудным больным, которые лежали в самом просторном шалаше на деревянных топчанах. Варвара Михайловна немного устала, ее волосы развились, прилипли ко лбу, подол платья, сапоги пожелтели от засохшей глины. Вспомнив о жалобе мостовщиков на плохие обеды, она решила мимоходом проверить санитарное состояние кухни, столовой, качество продуктов и свернула к дымно горевшему костру с двумя подвешенными котлами.

— Чем будете кормить нас сегодня? — поздоровавшись, весело спросила она повариху.

Дородная, раскрасневшаяся от огня женщина вытерла полотенцем ложку и протянула ее фельдшерице:

— Суп с коровятиной. На второе рагу.

— А десерт?

— Яблоки еще не поспели.

— Вы бы, тетя Груня, персиков с Кавказа выписали.

Продолжая шутить, Варвара Михайловна попробовала обед, похвалила и подошла к открытой кладовке.

— Как у вас дела, Клавдия Никитишна?

Забавина не ответила. Глядя на мешки с крупой, на пятилитровую бутыль подсолнечного масла, она шевелила губами и что-то записывала засаленным карандашом на клочке бумаги.

— Рабочие жалуются на вас, — миролюбиво продолжала Варвара Михайловна. — Третьего дня мясо в гуляше было несвежее, да и порции маленькие.

— У меня тут холодильников нету, — не оборачиваясь, отрезала Забавина. — Придираться нечего: лето.

— Зато соль есть: это тоже сохраняет. И при чем тут «придираться»?

— Вы не райисполком — мне указывать. И не хозкомиссия. Обойдемся без советов.

— Дело ваше, Забавина. Но не забывайте, что я санитарный надзор. Предупреждаю: если ко мне и впредь будут поступать жалобы, что продукты несвежие, я составлю акт.

Надо было уйти — это Варвара Михайловна отлично чувствовала. Что ее удерживало? Она по-прежнему стояла у низенькой дверки кладовой, полузаслоняя свет, разглядывая полные, обтянутые халатом плечи заведующей столовой, маслянисто-черный завиток волос, выбившийся из-под косынки на смуглую красивую шею, и словно чего-то ожидая. В тесном помещении пахло увядшим бутом зеленого лука, постным маслом, земляной сыростью. Забавина со стуком положила на дно перевернутого ящика карандаш, вдруг резко повернулась к ней.

— Я знаю давно, что мешаю вам, — начала она тихо, словно задохнувшись. — Вы все время ищете случай выжить меня отсюда. Я знаю.

Еще можно было отделаться коротким замечанием и уйти, но Варвара Михайловна продолжала стоять у кладовки. Чуть ли не с первой встречи с Забавиной в лагере она почувствовала, что по какой-нибудь причине между ними произойдет объяснение, ссора. Когда ей передали, что Забавина сказала Андрею Ильичу, как они с Молостовым собирали в лесу «сладкую ягоду», Варвара Михайловна начала кое-что подозревать. Обе женщины, не высказываясь открыто, не любили друг друга. Вот, кажется, эта минута столкновения и настала.

— Вы не мешаете мне, Клавдия Никитишна, — проговорила Камынина. — Вы просто мне несимпатичны. Глубоко несимпатичны. И я была уверена, что мы когда-нибудь объяснимся.

— Объясняться мне с вами нечего. Пускай с вами объясняются другие любители, с какими вы мужа обманываете да тайком по вечерам в лес ходите свиданничать.

Сердце у Варвары Михайловны, казалось, умолкло, потом забилось гулко, резко, обдав жаром все тело. Она быстро ступила в кладовку.

— Это вы в позату пятницу, шишками бросались?

— Может, и я!

Варвара Михайловна кивнула головой, точно она так и предполагала. И тут же поняла, что этот вопрос давно ее мучил, из-за него она пришла с насыпи в лагерь, завернула к поварихе и остановилась у кладовки.

— Все ваши планы расстроила? — свистящим шепотом проговорила Забавина. — Ну, да вы еще найдете, как устроиться. Городские дамочки на это ловкие: сверху чистенькие, нарядные, а бельецо грязное. Мужа вам мало — берите любовника. Я таким не дорожусь. Хоть навсегда.

— Вы? Вы…

У Варвары Михайловны не хватило силы закончить вопрос. Она растерялась, бессильно привалилась спиной к смолистому косяку двери. Не такого признания ожидала Варвара Михайловна. И хотя она не высказала своей мысли, Забавина ее отлично поняла и тут же ответила:

— Это все до вас не касается.

— Давно вы…

Забавина не ответила; щеки ее в полутьме полыхали румянцем, красные губы изогнулись с выражением превосходства, торжества.

— Я знаю, — кивнула головой Варвара Михайловна. — Еще с Чаши. Ведь мы вместе ехали весной на машине. А почему же вы с… Молостовым не расписались?

Забавину словно ударили. Она вплотную надвинулась высокой грудью, всей крупной фигурой в захватанном халате, словно вытесняя Камынину из кладовки.

— И не собираюсь. Было время — нравился и любила, а теперь можете подобрать. Поспешите: работа на трассе кончается. Пашечка в Чашу вернется, опять ко мне придет. Иль еще раз мужа-дурачка вкруг пальца обернете и заставите взять дружка в облдоротдел работать? Да небось ведь у вас в Моданске другие есть развлекатели? Поиграли с Пашечкой и бросите. Снова