39. Павийский собор.

Во время совместной работы над куполом для миланского собора в июне 1490 года Леонардо и Франческо ди Джорджо съездили в Павию (город в 40 километрах от Милана), где тогда строили новый собор (илл. 39). Власти Павии, знавшие о работе, которую выполняли в Милане Леонардо и Франческо, обратились к Лодовико Моро с просьбой прислать их в качестве консультантов. Лодовико написал своему секретарю: «Власти, надзирающие за строительством собора в их городе, просят нас отпустить к ним на время того сиенского инженера, который нанят сейчас нашими надзирающими за строительством собора в Милане». Он имел в виду Франческо, но, видимо, запамятовал его имя. В постскриптуме он приписал, что следует послать в Павию еще и «мастера Леонардо из Флоренции».

Секретарь Лодовико отвечал, что Франческо сможет выехать из Милана через восемь дней, после того как будет готова его предварительная записка о tiburio. «Мастер же Леонардо, флорентиец, — продолжал он, — всегда готов, когда его об этом попросят». Очевидно, Леонардо хотел поехать именно с Франческо. «Если вы отправите сиенского инженера, он поедет с ним», — докладывал секретарь. Среди документов о расходах павийских властей есть расписка об оплате ночлега в гостинице 21 июня: «Выплачено Джованни Агостино Бернери, хозяину гостиницы „Сарацин“ в Павии, за постой у него мастеров Франческо из Сиены и Леонардо из Флоренции, инженеров с помощниками, прислужниками и лошадьми, каковых мастеров призвали дать совет касательно строительства»[272].

Их друг и товарищ по работе в Милане, Донато Браманте, несколькими годами ранее уже давал советы строителям собора в Павии. Павийский собор, совершенно не похожий на миланский, не имел в себе решительно ничего готического, а потому нравился Леонардо гораздо больше. У этого собора был простой фасад и симметричный интерьер, имевший в плане греческий крест — с трансептом и нефом одинаковой длины. Это придавало зданию уравновешенность, соразмерность и геометрическое изящество. Как и в церквях, спроектированных Браманте, особенно в соборе Святого Петра в Ватикане, а также в эскизах церквей из рукописей Леонардо, здесь использованные в плане круги и квадраты образовывали гармоничные пространства[273].

Франческо в ту пору перерабатывал рукопись своего трактата об архитектуре, и они с Леонардо обсуждали ее по дороге в Павию. Со временем у Леонардо появится роскошно иллюстрированное издание этой книги. А еще они говорили о другом сочинении — более ценимом и освященном веками. В тысячетомной библиотеке герцогов Висконти в павийском замке имелся прекрасный рукописный экземпляр трактата Витрувия — римского военного инженера, зодчего и механика, жившего в I веке до н. э. Франческо уже несколько лет бился над переводом сочинения Витрувия с латыни на итальянский язык. За много веков трактат Витрувия неоднократно переписывался, существовало множество копий, несколько отличавшихся друг от друга, и Франческо очень хотел ознакомиться с тем экземпляром XIV века, который хранился в Павии. Леонардо тоже не терпелось его увидеть[274].

Марк Витрувий Поллион, родившийся около 80 г. до н. э., служил в римских войсках под началом Цезаря и занимался проектированием и созданием баллист и других осадных орудий. Участвуя в военных походах, он побывал на территории нынешних Испании, Франции и Северной Африки. Позднее Витрувий переключился на гражданскую архитектуру и построил базилику (не сохранившуюся) в Фануме (ныне город Фано) в Италии. Наиболее значительным оказался его литературный труд — единственное античное сочинение о зодчестве, дошедшее до наших дней, De architectura libri decem («Десять книг об архитектуре»)[275].

За «темные века», наступившие после краха древнего мира, о труде Витрувия забыли, но в начале кватроченто он стал одним из наиболее чтимых сочинений классической древности, наряду с эпической поэмой Лукреция «О природе вещей» и речами Цицерона. Малоизвестные или забытые античные рукописи находил и собирал один из первых и виднейших гуманистов Италии, Поджо Браччолини. В одном монастыре в Швейцарии Поджо обнаружил манускрипт VIII века, являвшийся списком трактата Витрувия, и переслал его во Флоренцию. Там это сочинение стало частью того корпуса заново открытых классических трудов, который дал мощный толчок Возрождению. Брунеллески пользовался трудом Витрувия как справочником, когда в молодости ездил в Рим обмерять и изучать руины классических зданий, а Альберти часто цитировал его в собственном трактате об архитектуре. В конце 1480-х годов одна из новоиспеченных итальянских типографий выпустила латинское издание Витрувия, и Леонардо сделал себе в тетрадях памятку: «Справиться у книготорговцев о Витрувии»[276].

Книга Витрувия привлекала и Леонардо, и Франческо прежде всего тем, что в ней очень явно и последовательно проводилась аналогия, восходившая еще к Платону и другим мудрецам древности, а позднее послужившая главной метафорой ренессансного гуманизма: микрокосм человека сопоставлялся там с макрокосмом мироздания.

Эта аналогия легла в основу трактата, который сочинял Франческо. «Все искусства и все мировые правила выводятся из хорошо сложенного и соразмерного человеческого тела, — писал он в предисловии к пятой главе. — Человек, называемый малым миром, содержит в себе все общие совершенства мира большого»[277]. Леонардо прибегал к этой же аналогии, когда занимался искусством и науками. Известно, что примерно в ту пору он записал: «Человек назван древними малым миром — и нет спора, что название это уместно, ибо как человек составлен из земли, воды, воздуха и огня, так и тело Земли»[278].

Применяя эту аналогию к строительству храмов, Витрувий устанавливал главное правило: устройство здания должно отображать симметрию и пропорции человеческого тела, как если бы тело распластали на спине, а потом чертили план будущего здания на основе получившихся геометрических форм. «Композиция храмов основана на соразмерности, правила которой должны тщательно соблюдать архитекторы, — писал он в начале третьей книги своего трактата. — Никакой храм без соразмерности и пропорции не может иметь правильной композиции, если в нем не будет такого же точного членения, как у хорошо сложенного человека»[279][280].