Значит, опять его, Зацепина, выход. Он должен удержать плацдарм до появления внука академика. Не позволить американцам раньше залезть в компьютер с книгой. Но чем может помешать Зацепин, нелегал в раю, законным гражданам рая, за которыми еще и численный перевес? И как он сможет расчистить от американцев место у компьютера для Никиты, когда тот очутится в раю? Самое нестерпимое, если смерть мальчика окажется напрасной, если сын несчастной Веры не сможет даже применить свои хакерские способности. Такого бремени его, Зацепина, совесть, и так уже перегруженная, не вынесет.

Он перебирал варианты борьбы. Поднять тревогу в стане ангелов: «Караул, книгу судеб воруют»? Или захватить американского хакера на подступах к библиотеке, из засады? Все было не то. Ангелы не волновались за судьбу книги, уверенные, что похитить ее из-под пароля, данного Богом, невозможно. А за хакера вступится Нил, и сила окажется не на стороне Зацепина. Да и не очевидно, что хакер шествует к библиотеке, как какой-нибудь ветхозаветный странник. Очень может быть, он спикирует прямо в белую комнатку с компьютером. Может быть, он уже там! Вдруг уже ломится в книгу!

От этих мыслей Зацепина подбросило. Забыв об усталости, он, путаясь ногами в длинном балахоне, выскочил на шоссе и побежал в сторону разгоравшегося заката. Он громко звал своего ангела, понимая, что без его помощи ему не выбраться из рая американца, не попасть в библиотеку. Но все-таки бежал, теряя последние силы.

Ужасные картины, которые рисовало воображение, толкали его вперед. Диверсанты открыли книгу и переписывают, перепечатывают на компьютере будущее в ущерб его стране! Они строчка за строчкой хоронят его родину, словно лопаты земли швыряют в отверстую могилу! Порхнули пальцы по клавишам, и – на улицах бой, толпы, орущие рты: «Долой инфляцию в сто тысяч процентов!», «Нет выселениям!», «Правительство коллекторов на виселицу!», «Хлеба, а не налогов!».

Добавили еще две строчки – и на карте, где была страна в одну шестую часть суши, рассыпалось, как горох, сорок государств! Дальний Восток, Сибирь и Урал закрашены желтым, в центре и на юге – пестро от надписей: «Заморское владение Тамань», «Екатеринодарский специальный административный район», «Коронная территория Воронеж», «Московский протекторат»…

Еще пару лопат могильной земли – и нет тысячелетней истории, нет многомиллионного народа – белое пятно между Европой и Азией. Только всадники Апокалипсиса – Голод, Болезнь, Война и Смерть – сеют стук копыт по пустой, сквозняками продуваемой суше.

«И я не защитил, не сберег, не смог! – на бегу хватался за седую, растрепанную голову Зацепин. – Не выполнил задание, провалил операцию». Он надрывался под тяжестью неподъемной ответственности и вины, ноги заплетались. «А если признаться американцам в своем шпионстве, выдать „Бороду Зевса“? – пришла ему мысль. – У меня не осталось сил, я сделаю оружием слабость. Предательством я выиграю время, отсрочу казнь над страной и бесславный финиш операции!»

Ведь он уже швырнул в топку «Бороды Зевса» свою жизнь, жизнь Веры, ее сына, а теперь готов был скормить пламени свое доброе имя. Лишь бы операция не провалилась! Пожалуй, других возможностей быть в игре, вести борьбу не было. Только так, подручным неприятеля, он мог быть рядом с книгой, получить к ней доступ. «А там видно будет, кому она в итоге достанется, кому откроется и кому станет служить!» – громоздил фантазии изнуренный, надорвавшийся человек и бежал, спотыкаясь, не в силах поднять голову. «Ангел! Да где же ты, горе мое!»

И чуть не налетел на ангела, загородившего дорогу.

– А! Наконец-то! – взревел Зацепин. – Изволили прибыть! Давай меня молнией в библиотеку! Вперед марш!

– Остынь, Алексей! – осадил его ангел.

Это было произнесено таким повелительным тоном, какого раньше Зацепин у своего хранителя не слышал. От неожиданности он замер, вглядываясь в крылатого.

Ангела было не узнать. Он удивительно преобразился. Был преисполнен торжественности и величия. Он сиял! Даже на фоне яркого заката белизна крыльев и одежд резала глаза. Переливалось сиянием золото волос, лучился диск над макушкой. Ангел стал выше и осанистее. Восторг распирал его! Он весь был воплощенный праздник.

– Прямо новогодняя елка… – пробормотал Зацепин.

Ангел поднял руку, призывая к вниманию. С задником в виде пламенеющего заката сцена была впечатляющая.

– Славь Господа! – ликующим громовым голосом молвил ангел. Вспорхнула и очертила круг над степью стайка птиц. – Ты прощен!

И он, покончив с официальной частью, словно сойдя с пьедестала, светло рассмеялся и обнял Зацепина.

Зацепин, еще не постигнув, какое прощение ему даровано, уже угадал, что мир изменился. Это больше не был удав, душащий его в тугих кольцах. Рай стал раем. Страной вечного лета, молочных рек и кисельных берегов. Страной безграничной любви. Мышцы, сведенные судорогой многодневного напряжения, расслабились. Зрение обострилось. Тело наполнилось силой. Зацепин почувствовал себя всемогущим, способным горы свернуть. Паника, владевшая им, уступила место уверенности, что он любую беду руками разведет.

– Ого! Ого! – восклицал он, радостно смеясь. – Да как же это?

– Нет предела Его милости! – смеясь вместе с Зацепиным, сказал ангел. – Ну, прощай, мой трудный питомец!

– Как прощай? – Зацепин протянул руку к ангелу. – Ты бросишь меня здесь, на дороге?

– Я тебе больше не нужен. Ты можешь теперь быть кем хочешь и где хочешь, стоит тебе только пожелать.

– И в библиотеке судеб?

– И в библиотеке. Подумай о ней – и ты там. Ах, Алексей, Алексей! Опять ты за старое…

Покачав прекрасной золотоволосой головой, ангел исчез, растворясь в вечернем сумраке, подкрашенном затухающим закатом. Столь поспешное расставание лучше слов сказало, каким облегчением было для ангела сбросить тяжкое бремя шефства над беспокойной душой Зацепина.

Зацепин снова остался один на райском шоссе. Казалось, он должен был немедленно лететь в библиотеку и во всеоружии своего нового положения обрушиться на противника. Что ему теперь центнер «шварценеггеровых» мышц! Он обернется сказочным великаном, Суперменом, Поддубным, Ильей Муромцем и сокрушит рать ЦРУ!

Но Зацепин не спешил. В нем бурлили не только могучие силы, но и новые чувства. Он словно вместил в себя весь мир, стал с окружающим одним целым. Он, как самого себя, полюбил все вокруг, всех людей, которых помнил и которых никогда не знал, потому, что был неотделим от них и от мироздания. Он объял необъятное, и вселенная приняла его в свои объятия.

Упиваясь удивительными чувствами взаимопроникновения и родства с миром, Зацепин понимал, что они – следствие сошедшей на него благодати. Это всепроникающая радиация любви, источник которой – Бог. Он сподобился изведать ту космическую любовь, «что движет солнце и светила», как описал эксперт по загробному миру Данте Алигьери.

Но было нечто, что нарушало обретенную цельность и гармонию. Горошина, которая не давала почивать в блаженном единении с миром. Никита!