«Меня простили. И я должен даровать прощение! Отвести руку, занесенную над агнцем!» Нет, Зацепин не отказывался от «Бороды Зевса», от борьбы с американцами за книгу судеб. Но прежде только слабость заставляла его прибегать к запрещенному приему войны с женщинами и детьми. Так он убил Веру. И так поставил на кон мальчишку. Злодейства он оправдывал великой целью. Теперь же его распирала такая мощь и такое великодушие, что он не хотел невинных жертв ради победы. Сильные великодушны.

«Я все сделаю сам! Справлюсь и с ЦРУ, и вытрясу книгу из ящика компьютера. А мальчика я уберегу, хотя бы во имя Веры!» Только бы успеть! Только бы академик не начал пороть горячку!

И как назло попытки протянуть спиритическую связь с землей не удавались. «Телефонистка» академика Мария Кузнецова не отвечала на настойчивые вызовы из райской вечерней степи.

Вдруг Зацепин увидел своим новым острым зрением человеческую фигурку, которая двигалась к нему со стороны гор. Он почувствовал недоброе. Неужели это Никита ищет его? Неужели мальчик погиб?

Зацепин из-под ладони вглядывался в приближающегося по шоссе человека. Фигурка медленно увеличивалась на фоне полосы меловых гор. Не выдержав ожидания, Зацепин сошел с трассы и углубился в степь. Так он решил проверить, действительно ли неизвестный держит курс к нему или случайно оказался на дороге. «Может, это копия жены Нила или кого-то из муляжей его ребятишек бродит тут, ищет своего американца?» – надеялся Зацепин.

Надежды не осталось, когда фигурка тоже сошла с асфальта и направилась степью к Зацепину. У него упало сердце. Этому путнику нужен именно он. А значит, это несчастный Никита! Но в следующую минуту он понял, что поспешил с раскаянием: фигура была велика для мальчика. Походка тоже выдавала человека взрослого. Зацепин не мог в сумерках разглядеть его, но уже различал, что приближающийся человек был в белом и с белой головой.

Неужели это?.. Зацепину так не терпелось удостовериться в своей догадке, что он велел луне выйти из-за туч. И бутафорский мир повиновался воле новоиспеченного праведника! Будто рука сдернула со степи темное покрывало. В свете лунного фонаря стал отчетливо виден человек, который так интересовал Зацепина.

Да, это академик Неелов резво подходил к нему по кустистой равнине – седоголовый, растрепанный, в докторском халате. Ворот и грудь халата были густо выпачканы чем-то бурым. Горло академика было располосовано от уха до уха.

Путь академика в вечность начался сразу после сеанса спиритической связи, во время которого Зацепин потребовал немедленно прислать Никиту. Медиум Мария Кузнецова, освободившись от бремени чужого духа, не встала из кресла и не ушла, как обычно. Она осталась сидеть, пристально глядя на озабоченного Неелова.

Взгляд ее был так тяжел и взыскателен, что академик, погруженный в свои мысли, не мог не спросить:

– Что вы так смотрите, Мария?

Женщина, округляя глаза, спросила:

– Вы собрались убить мальчика? Вашего внука?

Академик нахмурился.

– С чего вы взяли? Ах да… – Он досадливо махнул рукой. – Вы что же, подслушиваете? Не ваше это дело!

– Не мое?! – вскинула голову Кузнецова. – Вы хотите, чтобы я закрыла глаза на преступление?

– Вы их можете закрыть навсегда! – многозначительно сказал Неелов.

– Вы мне угрожаете? – Женщина округлила глаза. Все ее крупное тело пришло в движение. – Вы… А, я поняла! Тут преступление на преступлении! Вы и Веру, вашу сноху, убили!

Неелов изумленно и зло расхохотался.

– Что вы? Что ты придумываешь! Вон отсюда! Я не нуждаюсь больше в твоих услугах!

Он вскочил из-за стола. Мария тоже поднялась – и оказалась на голову выше академика.

– Я уйду, только когда буду знать, что мальчику ничего не угрожает! – категорично сказала она.

Неелов понял, что столкнулся с неожиданным серьезным препятствием.

– Ну, Маша! – сказал он примирительно. – Мария Анатольевна… Вы не так поняли нас с Алексеем Павловичем… Я собрался убить внука! Абсурд!

– Я все правильно поняла! Наконец-то поняла! Вы уже давно сговариваетесь убить мальчика. Но раньше я действительно не хотела понимать. Не могла поверить, что вы говорите об убийстве ребенка.

– Да нет же! Это совсем не то, что вам показалось… – Неелов замялся, не зная, какое объяснение придумать.

– А что? Что не так мне показалось, Дмитрий Дмитриевич? – спрашивала Мария, нависая над ним.

Неелов подумал, что, если эта туша навалится на него, ему несдобровать. А судя по воинственному виду, от этой ведьмы можно ждать всего. Он был рад, что между ним и женщиной – столик.

– Молчите? – напирала Кузнецова. – Вам нечего сказать! Я давно вижу, чем вы здесь занимаетесь, академик! Во что вы превратили наше дело. Ясновидение, предсказания будущего! Ложь, мошенничество, и вот теперь – убийство! Докатились! Мне угрожаете глаза закрыть! Куда это годится? Вы деградировали, академик!

Неелов мотал головой.

– Да нет же, нет! Я имел в виду, что откажу вам от места и вы не сможете быть в курсе событий!

– Ах, не выкручивайтесь, Дмитрий Дмитриевич! Вот что! – Мария Кузнецова уперла руки в толстые бока. – Я уведу Никиту и девочку. Я не могу их оставить с вами.

Неелов опешил.

– Куда это вы их уведете? Из родного-то дома? От родного-то деда?

Но женщина, не удостоив его ответом, сделала движение к выходу. Прямая монументальная фигура, лицо с задранным подбородком и, казалось, даже тугой узел на голове выражали непоколебимость намерений Марии Кузнецовой. Она верила, что стоит за правое дело, и это придавало ей сил. Неелов покраснел от ярости.

– Ну уж нет! Никуда ты не пойдешь! – выкрикнул он, пятясь к двери. И вдруг неслыханным для старика стремительным прыжком оказался в коридоре. Захлопнул за собой дверь, налег на нее. Нащупывая ключом замочную скважину, кричал: – Старая дура! Старая дева!

Замок щелкнул, и женщина оказалась взаперти.

– Птичка в клетке! – присвистнул академик.

Побежал по коридору. Глаза его дико горели, седые волосы развевались.

– Василий! Василий! – звал громко.

Он заскочил в подсобную комнату, сорвал с вешалки и натянул на себя, не попадая в рукава, докторский халат. Зачем? Он надел халат машинально, как всегда перед маркой научной работой, опытом. Он подсознательно готовился к грязной, кровавой сцене, в чем не хотел себе признаться.

В коридоре Неелов столкнулся с прилетевшим на крики Жгутом. Работник, тараща глаза, наставил на Неелова устрашающего вида широкий нож. Это был тесак, который Жгут на ферме всегда носил на поясе, а после бегства, отсиживаясь в лесополосах и передвигаясь по Москве, прятал под одеждой. Сейчас, взбаламученный шумом, он собирался защищаться от неведомой опасности.