звёзд. Сознание Рону едва ли могло выдержать подобную картину. Яркие образы, свет, вспышки… Всё это отражалось на его сетчатке слишком быстро. Запомнить и осознать происходящее было невозможно.

Наконец лёгкий толчок привёл его в чувства.

Рону сделал глубокий вдох и закашлялся.

Когда он пришёл в сознание, то обнаружил себя посреди пустыни. В небесах сияли необычайно яркие звёзды. Луны не было. До самого горизонта простирались песчаные просторы, которые лишь изредка вздымались в порывах слабого и в то же время леденящего ветра.

Рону сжал губы и сделал первую фотографию.

Щёлк.

Затем посмотрел по сторонам.

Постепенно, внутри него стал зарождаться интерес. Он прекрасно понимал, что мир вокруг был предельно опасен, и в то же время осторожность всегда сочеталась у него с храбростью. Трус не может быть вором, если только не хочет закончить свою жизнь после первой же кражи. Робкие умирают первыми.

Именно поэтому Рону решил рискнуть и более основательно изучить это странное место.

Тем паче, что ведьмы определённо будут недовольны, если он вернётся с одной единственной фотографией.

Молодой эльф осмотрелся по сторонам, выбрал случайное направление и направился вперёд.

Ветер, хотя и слабый, был необычайно холодным. При том что сама температура была на удивление терпимой. Единственным источником света служили звёзды. Стояла мирная тишина, и даже собственные шаги казались Рону приглушёнными.

Он шёл примерно десять минут и уже собирался повернуть, когда взгляд его зацепился за черную точку, которая торчала над песчаным горизонтом. Эльф прищурился, сделал ещё одну фотографию и двинулся в этом направлении.

По мере его приближения небольшой бугорок становился всё более чётким и наконец превратился в дерево — старое, дряхлое, сморщенное дерево, в котором не было ничего примечательно до тех пор, пока Рону не подошёл ещё ближе и не увидел странный цвет его листьев.

Они были цвета эльфийской кожи.

Юноша прикусил губы и прищурился.

Затем, не сводя взгляда, опустил руку, подобрал и бросил камень.

Снаряд ударился о ствол и свалился на землю, поднимая серую пыль.

Дерево оставалось неподвижным.

Собственно, за исключением странного цвета, в нём действительно не было ничего необычного. Более того, поскольку Рону всю свою жизнь провёл в городе на острове, деревьев он видел немного и вполне мог предположить, что конкретно в этом не было ничего странного.

Наконец он достал небольшую коробочку для сбора материала, приблизился к дереву и быстрым движением сорвал листок с ветки, которая как раз находилась на расстоянии вытянутой руки.

Ничего не случилось.

Тогда он более пристально рассмотрел свою находку и почувствовал лёгкую дрожь, которая пронизывала синеватые венки листочка. Казалось, по ним струилась некая жидкость. Что это? Рону собирался достать ножик и проверить, как вдруг за считанные мгновения листок у него в руках раскрылся и показал острые зубы. Раздался хруст, и в следующую секунду его руку пронзила острая боль. Рону немедленно оторвал листок от своей кожи и отпрянул. Сердце его забилось с бешеной силой. Он посмотрел на лист, который продолжал вибрировать и чавкать, лёжа на земле, затем на собственную руку. Серебристый костюм был порван, и с пальца Рону капала кровь.

Вдруг зазвучал шелест. Рону вскинул голову. Ветви дерева пришли в движение. Казалось, это огромный зверь расправляет свои гигантские крылья. Каждый листок завибрировал и открыл свою маленькую зубастую пасть…

Дунул леденящий ветер.

Рону повернулся и бросился бежать…

Глава 76

Симптомы

Оставшуюся дорогу до портала Рону проделал ни разу не обернувшись; лишь когда вокруг него снова засверкали звёзды, он пришёл в себя и начал постепенно, хотя и смутно, осознавать, что именно сейчас произошло.

К тому моменту, когда он вернулся в металлическую комнату, молодой эльф был совершенно — или по крайней мере с виду — спокоен. Когда его спросили, как он поранил себе палец, юноша мялся всего несколько секунд, прежде чем ответил, что упал и порезался о камень. Ему было хорошо известно, что ведьмы делают со своими опытными образцами и насколько опасно было говорить, что с другой стороны трещины его укусило некое создание. Собственно, в своём докладе Рону заявил, что не видел совершенно ничего необычного — только тёмное небо и серый песок. Лишь погодя, когда её уже унесли, он вспомнил про злополучную камеру.

Всё то время, пока ведьмы обрабатывали фотографии, Рону кусал губы и пытался придумать оправдание, почему ничего не рассказал про дерево… но потом случилась странная вещь. Никто не стал его об этом спрашивать. Напротив, его продержали ещё некоторое время под замком, собрали у него слюну и кровь и наконец отпустили. Рону был чрезвычайно растерян этим происшествием; разумеется, ведь он не знал, что, когда ведьмы обработали фотографии, на них действительно не оказалось никакого дерева — только звездное небо и серый песок…

Именно поэтому миру под номером 28 не стали придавать значения; тем более, что портал в него был не совсем стабильным, а значит продолжительное исследование было невозможно.

За последние годы многие «зачаточные миры», которые Александр создал не своими руками, но зарождения которых настроил в параметрах Мультивселенной, стали обретать собственные законы, собственное время и пространство. Большинство из них на данный момент представляли именно что простые клочки серой, освещённой звёздами пустыни. В них не было ничего примечательного, и ведьмы, которые медленно, но верно составляли карту Мультивселенной, нашли уже больше тридцати подобных измерений.

Вот почему они просто вручили Рону его награду — мешочек, в котором было несколько сотен золотых монет и право на проживание в пределах верхнего города, — и отпустили на все четыре стороны.

Молодой эльф всё равно испытывал определённые сомнения, и потому первым же делом постарался затеряться среди улиц. Сделать это оказалось непросто — улицы верхнего города были намного более чистыми и опрятными, нежели те, которые находились снизу.

А ещё — светлыми, ибо в небесах сияло яркое солнце.

Рону поспешил найти пристанище и снял комнату в небольшом трактире. После этого он сразу почувствовал необычайную усталость. Не в силах ей сопротивляться, юноша свалился на кровать и немедленно уснул…

Этой ночью ему приснился удивительный сон. Снова он увидел то самое дерево, которое встретил за таинственной границей. Только теперь у него появился большой красный глаз. В один момент все листья, которые висели на его ветвях, похожих на огромные кожаные крылья, раскрыли свои пасти и стали шептать, декламировать, снова и снова повторять некое слово.

Рону хотел бежать… и не мог. Неведомая сила держала его на месте. Наконец он попытался разобрать таинственный шёпот:

К… ро… вь…

Кровь… кровь… кровь… кровь!..

— Кровь, — повторили собственные губы Рону, и в то же секунду глаз посреди дерева вспыхнул ослепительным рубиновым светом, листья затрепетали и зацокали своими острыми белыми зубами.

Рону вздрогнул и проснулся.

Некоторое время он лежал неподвижно, в оцепенении.

Затем неожиданно для себя почувствовал сильнейший голод. Его желудок словно скрутился и теперь требовал от него пищи.

Рону приподнялся и, пошатываясь, вышел в коридор.

На лестнице он вдруг заметил, что в трактире было слишком тихо. Юноша насторожился и обнажил свой нож. Лишь когда он спустился на первый этаж и обнаружил полное запустение, и звезды, которые сверкали за приоткрытом окном, то понял, что стояла глубокая ночь.

Было темно, однако Рону совершенно не обратил на это внимания.

Его взгляд медленно прошёлся по интерьеру постоялого двора. За барной стойкой было пусто. Хозяин и прочие гости спали. В другое время Рону попытался бы найти еду прямо на месте, но сейчас он чувствовал, что не стоит привлекать внимания.

Поэтому он поднялся в свою комнату и всё время до рассвета провёл, не смыкая глаз, чувствуя, как змея у него в желудке всё сильнее завязывает свой крепкий узел.

Наконец в его комнату пришла служанка и принесла завтрак. И вдруг всё притихло. Стоило ему только посмотреть на еду, на окорок и пюре, и Рону сразу потерял всякий аппетит. Казалось бы, у себя на родине он никогда не ел настолько сытные блюда, и всё же теперь, когда еда была прямо у него перед глазами, он не чувствовал даже малейшего