казалось, это все неправда. А теперь вполне. Наверное, вы хороший папа. Они не живут с вами, потому что вы за них боитесь? Прячете от своих врагов?

— Они не живут со мной, потому что умерли. Утонули. Сначала захлебнулась дочка, а потом сын пошел спасать свою сестру. Так что папаша я херовый. Ладно, что-то я засиделся. Спокойной ночи.

Глава 27

Глава 27

Ненавидеть Кротова на протяжении энного количества времени было куда проще, чем испытывать к нему нечто противоположное. А уж после новости о детях, все его гадкое поведение, если уж не полностью нивелируется, то хотя бы объясняется.

Жаль ли мне человека, потерявшего вмиг двоих детей? Да. Но куда более мне жаль человека, который винит в этом себя. А то, что винит и ежедневно грызет себя с особым извращением — факт. Тут уж яд, изначально направленный на себя, невольно начнешь потихоньку направлять на других. Ибо много его. Слишком много.

Спустя несколько дней после оброненной им фразы, я четко осознаю, что мне совершенно не нравится новый Кротов. Видимо, осознав, что болтнул лишнего, а он явно не говорил об этом никому в трезвом состоянии, кроме меня, его как будто подменили.

Теперь это какой-то самый что ни на есть обычный мужчина, дающий нормальные задания своей помощнице. В его словах нет подвоха, и они не направлены на то, чтобы задеть и вывести меня на какие-либо эмоции. Он вообще со мной не говорит. Только сухие вполне себе вежливые приказы.

Как только я относительно поправилась, Кротов только и делает, что работает, а я вместе с ним хожу как собачка на привязи. Принеси-подай, организуй, исправь, снова организуй. И самое ужасное, что несмотря на то, что я порой не справлялась с частью организаторских заданий, на меня не обрушивался его яд. Он просто просил переделать. И это ужасно, потому что я жду. Жду, черт возьми, эту порцию яда.

Так я и призналась самой себе, что… Господи, прости, мне нравится этот мужчина. Точнее не этот. А тот говнюк с замашками властелина мира, источающий привычные порции яда.

Это осознание меня отравляет. Даже постоянное напоминание себе о том, что именно из-за него я оказалась в детдоме и все пошло через одно место, не помогает мне вернуть былую к нему вполне реальную ненависть.

Теперь я подсознательно ищу оправдание тому, зачем он отправил меня в детский дом. И оно есть. Хотел как лучше. Ведь многие думают, что даже с реально плохими родителями хуже, чем в детдомах. Да не многие, а, наверное, все, кто там не был.

Но от этого оправдания мне все равно жуть как стыдно перед сестрой. Не попади мы туда, она бы не заболела. А если бы и да, то точно выздоровела. Я же смогла. Может, и папа был бы жив. И Игоря бы не было в моей жизни. Все бы было по-другому. Все.

А сейчас…а сейчас я желаю сделать какую-нибудь по-настоящему серьёзную пакость, чтобы бывший говнюк проснулся и обратил на меня внимание. Или сказал какую-нибудь привычную колкость.

— Мы не успеем организовать все к первому ноября. Отмени встречу с поляками, — из раздумий меня выводит недовольный голос Кротова, когда официант ставит перед ним чашку с кофе.

— Но я ее уже трижды отменяла.

— Значит отмени в четвёртый раз.

— И что они подумают о вас?

— Мне плевать, что они подумают обо мне. Если они заинтересованы во мне, значит, потерпят любые закидоны. А если нет, значит, не моя история, — наконец отрывает взгляд от ноутбука. — Вопросы есть?

— Когда брать билеты в Питер?

— Бери на завтра два билета на поезд. Но выкупи все купе.

— Почему два? А охрана?

— Один поедет с тобой. Я полечу позже на самолёте. Мне надо дождаться моего зама, чтобы он взял все в свои руки.

— Хорошо, — ничего хорошего. Козел. — А вам на какой день оформлять билеты на самолет?

— Я сам. Не надо. Скоро подойдет один придурок, тебе здесь быть не нужно. Поэтому можешь пока погулять по территории. Потом поедем обратно. Собери сегодня вещи, чтобы завтра впопыхах не собираться.

— Хорошо.

— Стой, — стоило мне только встать из-за столика, как он резко меня останавливает. Ну наконец-то, скажи хоть какую-нибудь гадость. — Ладно у меня башка в делах, но ты-то кукушкой вроде не тронулась. По крайней мере, не до конца. Тебе-то язык на что?

— Есть и лизать. Мороженое в смысле.

— Язык обычно нужен, чтобы говорить.

— Точно. Забыла. Ну и?

— Что ну и? Ты больше месяца работаешь на меня, но не получила ни аванса, ни зарплаты. Ничего не смущает? — смущает то, что я, кажется, влюбляюсь в тебя. Господи, избавь меня от этой напасти. Только не в него. Много о чем я тебя вообще просила? Не так уж и много, а все равно ничего не исполнил. Так хоть раз сделай. По-человечески прошу. Только не в него. Давай во Влада? Вернусь, уволюсь и в него. Давай? Блин, я что реально на небо смотрю? Ну хоть не вслух, надеюсь, говорю. Перевожу взгляд на Кротова.

— Не смущает.

— А должно. За свои права надо бороться.

Достает из папки конверт и протягивает его мне. Молча показывает мне взглядом «а теперь кыш отсюда».

Когда я обнаруживаю содержимое, я, мягко говоря, офигеваю. Я никогда не держала в руках таких денег. Да что там в руках, я о таких даже не мечтала.

Да я… да я. Вот я разгуляюсь, когда приеду. Сразу же забабахаю ремонт в квартире, вместо поездки на море. До следующего лета еще далеко. Успею снова накопить. И на имплант, и на все остальное.

И вроде бы радоваться надо, такие деньги на руках и скоро вернусь домой к Вере, но от чего-то грустно. Кто бы мог подумать, что я буду скучать по месту без удобств, еще находясь здесь.

Перевожу взгляд на вибрирующий телефон: Вера.

«Проще дозвониться до президента, чем до тебя. Теперь я уезжаю в срочную командировку. Холодильник затарила и кое-что купила тебе на