мужчину, — отвечал дедушка, хитро поглядывая на ребят. — Человек-невидимка был силён и дрался не по правилам, но, я всё же одолел его, хотя, драться в темноте с человеком-невидимкой, держа в руке колбасу, очень и очень нелегко…

Мама и бабушка всплёскивали руками и начинали говорить о саде, а дедушка победоносно смотрел на ребят и приглаживал остатки усов.

В день отъезда бабушки с дедушкой, Варя едва не расплакалась. Дедушка пробовал пощекотать её усами, но она не смеялась и все были немного грустные. Только Стёпа был полон задора. Перед самым отправлением, за баней, у него состоялась встреча с дедушкой, который передал ему остатки колбасы, и у него было чудесное настроение. Он прыгал вокруг машины и норовил схватить дедушку за подмётку ботинка, но тот отбрыкивался от него, а потом и вовсе залез в автомобиль.

— До свидания, бабушка! — сказала Варя. — До свидания, дедушка! Возвращайтесь скорее.

— Теперь вы к нам, — ответил дедушка, опустив окно и выставив локоть наружу. — И не забудьте прихватить Счастливчика!

Как заправский гонщик дедушка натянул тонкие кожаные перчатки, а на нос водрузил огромные солнцезащитные очки, которые постоянно сползали набок. Придавая ему особенно залихватский вид.

— До свидания, — сказала мама. — Всегда рады вас видеть. И… пожалуйста, Алексей Васильевич, не гоните!

— Это не я, — усмехнулся дедушка. — Это всё Она, моя Молния, так и просит наддать газу!

В подтверждение своих слов он нажал педаль, и старый двигатель взревел, заглушая последние слова прощания. Машина, наконец, тронулась, посигналив напоследок, и ребята замахали руками вслед, а Степашка с лаем пробежал несколько метров позади. На повороте автомобиль чуть притормозила, очередной длинный гудок донёсся до провожающих, а затем, Оранжевая молния окончательно скрылась из вида. Какое-то время они ещё слышали её бухтение за грядой зелени, но вскоре и этот звук затих. Стёпа громко зевнул в опустившейся тишине и затрусил к калитке. Следом пошли остальные.

— Жалко, что они так рано уехали, — сказал Серёжа.

— Да, — сказала Варя. — Я буду скучать…

— Вы увидитесь осенью, — сказала мама, утешая Варю.

— Осенью всё не так, — сказала девочка. — Осенью всё по-другому.

— Точно, — согласился Серёжа. — Осенью школа…

— Кстати о школе, — сказала мама. — Я давно собиралась проверить ваш английский и сейчас самое время. Вы готовы?

— Что, прям вот так сразу? — удивился Серёжа.

— Конечно, — сказала мама. — Ты всегда должен быть готов, это же язык. Никогда не знаешь когда он может пригодиться.

Ребята переглянулись.

— Не робейте, — сказал папа. — Вы отлично потрудились, вы сами знаете. Идите и покажите на что способны! А иначе…

— А иначе, — сказала мама, — вами займусь я.

— Я готова, — отважно заявила Варя.

— Тогда и я готов, — сказал Серёжа.

— В таком случае, прошу в дом, — сказала мама. — А ты, мой дорогой, останься.

— Но я их наставник! — запротестовал папа. — Я хочу присутствовать.

— Ничего страшного, — мягко, но непреклонно сказала мама. — В жизни им придётся действовать самостоятельно и сейчас у них будет отличная возможность показать всё, чему научились.

Папа замялся, поглядывая на ребят.

— Не волнуйся, пап, — сказал Серёжа. — Мы справимся.

— Тогда, ни пуха, ни пера!

— К чёрту! — звонко крикнула Варя и первой зашла в дом.

Когда ребята ушли, папа нервно почесал нос, побродил вдоль дома, пытаясь заглянуть в окна, а после махнул рукой и пошёл на кухню.

— Как ты считаешь, они справятся? — спросил он у Степашки, который шёл рядом с ним.

Степашка поднял на него свою морду и весело шмыгнул носом.

— И я думаю, справятся, — засмеялся папа. — Но если ты полагаешь, что я иду тебя кормить, то не обольщайся — ваше с дедушкой рандеву за баней не прошло незаметно. Так что считай, что свой ужин ты уже получил. Да, да, и не смотри так на меня! Колбасная неделя кончилась, дружок, пора отвыкать. Впрочем, за особые заслуги по охране участка, тебе вполне может перепасть морковка, но тебе придётся меня умалять…

Глава 27

Наступил август. Жара понемногу спадала, и вечерами уже было довольно прохладно, и папа одевал старую коричневую фетровую шляпу, которую мама грозилась выкинуть, т. к. в ней он походил на пугало. Но папа не сдавался и бережно носил её, хотя она действительно была очень старой и вытертой, и когда он надевал старый пиджак, то сходство было очевидным… Сочная зелень леса начинала увядать и больше не сверкала на солнце, а лишь тускло блестела, и листья местами желтели и облетали. Яблоки в саду быстро краснели и ребята уже успели втайне сорвать несколько штук, для пробы, но они были ещё слишком кислыми и они отдали их Стёпе, но и тот не смог их осилить и бросил их за кустами смородины. Папа подолгу засиживался в кабинете, заканчивая последние главы книги, которые никак ему не удавались, а мама была погружена в свой проект, который нужно было закончить к концу лета. В тщательно отгороженном углу большой комнаты, на столе, рос огромный картонный макет её парка, с множеством кафе, беседок, спортивных площадок, и просто лужаек обрамлённых лесом, который прорезали велодорожки и тропинки. Мама кропотливо трудилась, добавляя всё новые и новые детали, и парк оживал под её умелыми руками. Ребята только диву давались, как маме удавались такие крошечные детали, а папа даже заходить боялся в комнату, опасаясь что-то сломать. Степашка был погружён в свои обычные заботы. Он рыл ямы, гонял мячик и уже в третий раз пресекал все попытки Матвея проникнуть на участок, кидаясь с грозным рычанием к забору, едва заметив его рыжую тень. Приближающаяся осень не беспокоила его, и он только теснее сворачивался в клубок ночью на своей подстилке, а утром, не так легко вскакивал с неё. Он одичал за лето, и отвык мыть лапы каждый раз после прогулки, и когда Варя брала расчёску, чтобы расчесать ему бороду, он прятался от неё за сараем, так что Серёже с папой приходилось его ловить. Вечерами, молодые стрижи носились над участками, каждый раз пронзительно крича, пролетая над родной сосной. Папа махал им шляпой и, порой казалось, что они тоже машут ему и нарочно делают круг, что бы поприветствовать его. Он уже нарисовал эскиз нового стрижатника, и планировал сделать его осенью, когда все дела по дому и огороду будут завершены, и он приедет сюда в последний раз, чтобы всё закрыть и оставить дачу до весны. Осенняя грусть, ещё неясная, но щемящая сквозила в выцветающем небе и только розы в папином розарии не знали печали и цвели с упоением, наполняя воздух благовониями.

— 99, 100,