– Ради таких дней стоит рождаться на свет, – сказала она и сунула руку ему между ног. В качестве напоминания.

– Выпьем за баню! – Он поднял воображаемый бокал.

Она сделала то же и чокнулась с ним.

– Я тебя знаю. Завтра весь квартал будет в курсе того, чем мы там занимались.

– А ты против? – удивился он.

– Я бы предпочла, чтобы ты с этим не торопился. Мне немного не по себе от того, что мы там делали. В смысле, я рада, что мы это сделали, но мне не нравится, что мы делали это именно там. Я хочу сказать… Там не просто устроены два отделения – женское и мужское. Я помню, как моя прабабушка… Не знаю… Может, это не просто баня? Может, это как-то связано с религией? Вдруг это сакральное место? А мы по незнанию… его осквернили?

– А мне до лампочки, – ухмыльнулся Антон. – Это ваша религия, еврейская, а не моя.

– А мне не до лампочки. – Катя отодвинулась от него. – Я же не говорю, что мы не должны… Ни в коем случае… Я просто прошу тебя: давай пока это не афишировать.

– Договорились, котик. Твое желание для меня закон.

Но на следующее утро, когда они снова пришли в микву, то обнаружили, что калитка распахнута, а банщицы нет. Антон открыл дверь в мужское отделение и от изумления едва не потерял дар речи: его взору предстал спектакль с участием двух актеров.

* * *

Пять дней Бен-Цук соблюдал строгий пост, то есть воздерживался от общения с Айелет.

Данино приказал: «Держись от этой банщицы подальше. Отныне ты должен постоянно быть у меня на виду и присутствовать на всех совещаниях в рамках избирательной кампании».

Бен-Цук понурил голову и подчинился.

Дважды в неделю к мэру приезжал пиарщик из Города грехов – человек в начищенных до блеска ботинках, с рыбьими глазами и трехдневной щетиной. Он знакомил их с результатами социологических исследований, обсуждений в фокус-группах и уличных опросов.

«Ситуация тревожная, – докладывал он. – Ицхаки набирает популярность».

Или: «Надо выяснить, чего хотят люди, сочинить соответствующие лозунги – простые и запоминающиеся, а затем повторять их снова и снова».

Или: «У нас должна быть железная дисциплина. Ни одного интервью без моего разрешения. Содержание каждого интервью согласовываем заранее».

Данино слушал его жадно, как живое божество, и лишь иногда, словно выполняя неприятную обязанность, неохотно интересовался мнением Бен-Цука.

– Что скажешь, Моше? – спросил он его на очередном совещании.

Бен-Цук долго молчал, пытаясь представить себе, что сказала бы Айелет, окажись она сейчас здесь, и в конце концов пролепетал:

– Лозунги – это, конечно, хорошо, но что будет стоять за ними? Это же просто слова. Чем мы собираемся их подкрепить? Что мы реально предлагаем для того, чтобы…

– Реально, – оборвал его пиарщик, – мы предлагаем избрать мэром прекрасного человека, Авраама Данино. Люди голосуют не за программу – они голосуют за человека. А с человеком нам повезло. У нас харизматичный, авторитетный мэр. В рейтинге избирательских симпатий он обгоняет соперника по пяти пунктам из семи.

Данино удовлетворенно кивнул, вынул руку из штанов и погладил себя по гладко выбритой щеке (он договорился, что сегодня его будут фотографировать для местной газеты). Бен-Цук с большим трудом удержался от комментария, вместо этого представив себе, как вечером расскажет обо всем Айелет. «Мне даже не придется ничего ей объяснять, – думал он. – Она сама поймет, какими глупостями мы здесь занимаемся». Но потом он вспомнил, что дал себе зарок не видеться с Айелет, и настроение у него ухнуло в пропасть, как сорвавшийся с тросов лифт.

Через неделю пиарщик показал им макет предвыборного плаката. Под большой фотографией мэра красовался слоган кампании: «Шагаем в будущее! Авраам Данино».

– Ну как вам? – спросил он Бен-Цука.

– Прекрасно, очень впечатляет, – похвалил Бен-Цук, но все же добавил: – Только не хватает конкретики. Плана действий, предвыборной платформы…

– Платформы нужны для грузоперевозок, – презрительно сострил самоуверенный пиарщик. – Для предвыборной кампании требуются простые, запоминающиеся слоганы, которые надо повторять, повторять и еще раз повторять.

«Шагаем в будущее… – с горечью думал Бен-Цук. – Всего три слова… Впрочем, а зачем больше-то? Можно даже сократить. До одного. Может, хватит и одной буквы. Да и та ни к чему. И фотография лишняя. Пусть будет черная дыра. И “тьма над бездною”…»

Он чуть не поддался искушению поехать после совещания не домой, а в микву, убежденный, что только Айелет способна понять его мысль о словах, вытянутых из черной дыры, и на круговой развязке, с которой начинался подъем в Сибирь, даже свернул в ту сторону, но через пару десятков метров остановился на обочине, закурил вторую за день сигарету «Ноблес» и принялся переключать радиостанции, надеясь наткнуться на песню Шалома Ханоха. «Если повезет, – загадал он, – это будет мне знак!» Знак чего, он не загадал, но Шалома Ханоха так и не дождался. По всем радиостанциям передавали только Риту, причем одни и те же песни: «Раб времени», «Тропинка для бегства»… Он развернулся и поехал к детям. Дома он проделал все, что полагается: позанимался с сыновьями, искупал их, прочел им перед сном сказку. «Я и сам как предвыборный слоган, – думал он при этом. – Моя душа – черная дыра, и никто не знает, что в ней творится».

– Папа, почему ты такой грустный? – прервал его размышления младший сын.

– Грустный? – Он изобразил удивление. – Ничего подобного. Просто немножко устал, вот и все. Пойдемте-ка лучше спать.

Но на следующий день малыш снова его удивил.

– Папа, ты не уходи! – сказал он, пока Бен-Цук вытирал его после купания.

Бен-Цук застыл как вкопанный.

– Не уходить? Куда? Ты о чем?

Но сын вырвался от него и побежал играть со старшим братом.

Уложив детей (младший вопреки обыкновению уснул первым), Бен-Цук отправился мыть посуду, и тут сзади к нему подошла Менуха. Погладила его по спине – что делала крайне редко – и сказала:

– Ты какой-то чужой в последнее время. У тебя все нормально?

«В последнее время… Разделяющую нас пропасть уже не замостить никакими разговорами», – подумал он, а вслух сказал:

– Работы невпроворот. Ты же знаешь: выборы на носу.

– Младший меня сегодня ужасно насмешил.

Это был самый короткий путь к его сердцу, и он знал, что она об этом знает, но все равно обернулся и спросил:

– Правда? Что он сделал?

– Он не сделал, он сказал. «Сегодня, – говорит, – нам в садике рассказывали про всемирный подкоп. Начался всемирный подкоп, и все звери парами собрались в Ноевом ковчеге».

– Всемирный подкоп! – умилился Бен-Цук. – Потрясающий ребенок! У него даже ошибки гениальные!