– Простите. Кажется, я не расслышал ваше имя, – говорю я.

Женщина качает головой и отходит. Федеральные агенты прячут оружие. Я поднимаю руки, чтобы Уэллс мог вылезти из-под наручников. Не оглядываясь на меня, он выходит из фургона и начинает поправлять костюм и галстук. Я выбираюсь следом и протягиваю руки. Он старательно тянет время, играясь с пиджаком и галстуком, как плохой комик в Вегасе. Наконец он вытаскивает ключ из кармана и отстегивает наручники. На моих запястьях остались красные отметины, но на горле Уэллса точно такие же. Так что, я думаю, мы квиты.

Я достаю сигареты и зажигалку Мейсона. Затем щелкаю колесиком, но не получаю ничего, кроме искр.

– У кого-нибудь есть спички? – спрашиваю я.

– Здесь курить нельзя, – отвечает Уэллс.

– Мы на открытом месте посреди пустыря. В чем дело?

– Ты что, дурак? – спрашивает Уэллс. – Это Аэлита, ангел. Они очень чувствительны к таким вещам, как сигаретный дым.

– Круто. Никогда еще не видел ангела под прикрытием.

Я иду за ней на старый сборочный завод.

Аэлита совсем не похожа на тех ангелов, какими я их себе представлял. Божественного в ней не больше, чем в самопальном ружье. Она идет с таким видом, будто собирается отдать приказ о нанесении авиаудара или купить Европу. Она словно Дональд Трамп в юбке. Уверен, на рабочем столе она держит блюдо с отрезанными яйцами своих врагов – прямо рядом со степлером.

Главное здание комплекса огромно. Возможно, во времена холодной войны здесь располагалась промышленная сборочная линия. Но теперь здесь пусто. Только бетонный пол и металлические стены. Тени разбитых и вывезенных механизмов. Здесь нет даже света.

Сделав несколько шагов в глубь здания, я натыкаюсь на невидимый барьер. Сначала я будто иду в теплом желе, а потом вдруг оказываюсь на Таймс-сквер в Новый год. Люди в спецодежде и какие-то нелюди перемещают огромные дизельные двигатели на автоматических цепных подъемниках. Другие управляют вилочными погрузчиками с паллетами, груженными кедровником и полынью. Серебряные слитки и железный лом. Промышленные бочки со святой водой. Здесь собирают бронетранспортеры и какое-то оружие: блестящие сверхнаучные модификации старых добрых перцовых пистолетов.

Я оглядываюсь на вход. На бетонном полу высечены ангельские руны. Над головой к потолку привинчена какая-то огромная машина. Она гудит как улей и испускает мерцающий флуоресцентно-зеленый свет.

– Это так называемый филактерический ускоритель, – поясняет Аэлита. – Священные реликвии и знаки на полу образуют защитный талисман.

– Они не настолько мощные, чтобы спрятать эту вашу… чем бы эта бесовщина ни была.

– Прошу обойтись без кощунства. Ускоритель захватывает энергию, освобождаемую возбужденными «очарованными» мезонами в момент их распада на протоны и антинейтрино, и использует ее для усиления благословенной сущности талисмана.

– Я перестал что-либо понимать уже после слова «кощунство». Но главную идею, кажется, уловил. Вы – комитет добропорядочной магии. У вас позитивная атмосфера, как на картинах Роквелла[92]. Конечно, если не обращать внимания на оружие.

Она смотрит на меня, как на пустое место. Внезапно я начинаю жалеть, что парни в фургоне оказались не наемными убийцами.

– Пройдемте со мной.

Она проводит меня в звуконепроницаемую боковую комнату. После заводского шума в комнате тихо до жути. Окна здесь витражные, висящие на стропилах. На полу вырезаны другие ангельские письмена – на этот раз в форме креста. В одном из углов комнаты стоит алтарь. В другом развернуто что-то вроде лаборатории доктора Франкенштейна. Имеются звездные карты Вселенной, если смотреть на нее с Небес (в Нижнем Мире я видел точно такие же, но отзеркаленные). Машина, опоясывающая операционную, может быть чем угодно: от личной атомной электростанции до титанической машины с «Запретной планеты»[93].

Я жду, что скажет ангел. Мне очень хочется знать, зачем она притащила меня сюда, но не собираюсь «моргать» первым. Я поворачиваюсь и вижу ее у алтаря. Она сметает в ладонь крошки, оставшиеся от печенья для причастия, бережно бросает их в мусорное ведро, после чего склоняет голову и крестится. Теперь я понимаю, почему Люцифер и его дикая банда оказались внизу. Если бы меня на работе заставляли отдавать честь перхоти сына моего босса, то я бы тоже в конце концов психанул.

– Приятно ли ты проводишь время после возвращения? – спрашивает она, стоя ко мне спиной.

– Не совсем.

Она оборачивается ко мне с улыбкой. С сияющей, чудовищно неискренней ангельской улыбкой. Возможно, это еще одна часть их профессиональной подготовки.

– А мне показалось, что всё это приносит тебе радость: отрезать головы, избивать людей в барах, взрывать город целыми торговыми кварталами; стрелять на улицах посреди бела дня. Должно быть, это страшно смешно. Такое веселье, полагаю, нравится людям твоего склада характера.

– А вы развлекаетесь тем, что похищаете людей на улицах? Бог выдает вам крылья, как пропуск на выход из любой тюрьмы? Вы можете творить всё, что угодно, поскольку всё, что вы делаете, – свято? Я прав?

– Да. По сути, это именно так.

– А то, что делает твоя армия, тоже свято? Далеко не все из них показались мне ангелами. Но неужели маршал Уэллс потеет святой водой? Должно быть, я что-то упустил.

– Маршал Уэллс – хороший и преданный человек, готовый отдать жизнь во имя добра. А за что готов умереть ты?

– За возможность убить тех, ради которых я сюда пришел. И за то, чтобы по пути к моей цели меня никто не нае…ал.

– А если я скажу, что могу помочь тебе найти то, что ты ищешь?

– Я тебе не поверю.

– Почему?

– Потому что меня привезли сюда с пистолетом у виска.

– Ты когда-нибудь слышал о Золотой Страже?

– Звучит как название подростковой группы из муниципального колледжа.

– Мы – древний орден. Коалиция небесных существ и людей, посвятившая себя защите мира и человечества от его величайшего врага.

Кажется, она решила прочитать мне лекцию, как в воскресной школе.

– Не пытайся впарить мне свои шарлатанские снадобья. Пудрить мозги будешь своей армии охотников за привидениями. Я видел Люцифера. Убивал его генералов. Эти идиоты слишком заняты подковерной борьбой друг с другом, чтобы представлять серьезную угрозу человечеству.

– Ты прав. Я абсолютно с тобой согласна.

Аэлита подходит к длинному столу и берет что-то вроде куска плотной коричневой ткани. Она подходит, и я вижу, что это пергамент.