опекуном маленького Алкивиада и его брата, Клиния-младшего, после того как их отец умер. Примерно с пятилетнего возраста Алкивиад и его дикий и необузданный младший брат воспитывались в доме ведущего государственного деятеля Афин. Детство Алкивиада выпало на тот период, когда авторитет Перикла как самого влиятельного человека в Афинах был практически непререкаем. Будучи одаренным ребенком, Алкивиад уже имел обостренное честолюбие, а его ожидания от будущего, подпитываемые традицией отцовского дома, порождали еще большие амбиции при взгляде на могущество и славу опекуна.

Но одних успехов на общественном поприще для сына Клиния и воспитанника Перикла было недостаточно, и вокруг всегда хватало льстецов, которые потворствовали его смелому воображению. Как писал Плутарх, «еще более разжигали соблазнители его честолюбие и тщеславие, раньше срока старались пробудить вкус к великим начинаниям и без умолку твердили, что стоит ему взяться за государственные дела, как он разом не только затмит всех прочих военачальников и народных любимцев, но и самого Перикла превзойдет могуществом и славою среди греков»[23] (Алкивиад 6.4). И хотя в условиях демократии V в. до н. э., все еще сохранявшей почтительное отношение к аристократам, происхождение из благородной семьи давало Алкивиаду неоспоримое преимущество над соперниками, к 420 г. до н. э. он уже мог гордиться собственными военными достижениями, заслужив награду за храбрость от Формиона и с отличием проявив себя в битвах при Потидее и Делии, сражаясь в рядах конницы.

После капитуляции спартанцев на Сфактерии Алкивиад попытался оживить старые связи своей семьи со Спартой, проявляя заботу о спартанских пленниках. Когда Десятилетняя война закончилась, он надеялся стать участником переговоров со спартанцами и заслужить признание как миротворец, но спартанцы предпочли иметь дело с более опытным, надежным и влиятельным Никием. Чувствуя себя незаслуженно обойденным и оскорбленным, Алкивиад резко переменил позицию и выступил против союза со Спартой, указывая на неискренность спартанцев. Они заключили союз с Афинами, настаивал Алкивиад, лишь для того, чтобы развязать себе руки в борьбе против Аргоса. Как только с Аргосом будет покончено, Спарта вновь нападет на оставшихся в одиночестве афинян. Алкивиад совершенно искренне предпочитал союз с Аргосом союзу со Спартой; его оценка мотивов спартанцев явно совпадала с тем, что обо всем этом думали Ксенар, Клеобул и их единомышленники.

Разрушение Панакта и заключение союза между Спартой и Беотией серьезно ослабили позиции Никия, и Алкивиад незамедлительно «воспользовался гневом афинян и постарался ожесточить их еще сильнее. Он тревожил Никия не лишенными правдоподобия обвинениями в том, что… он не пожелал взять в плен врагов, запертых на Сфактерии, а когда они все же были захвачены другими, отпустил их восвояси, чтобы угодить лакедемонянам; в том, далее, что, будучи их другом, он тем не менее не отговорил их от союза с беотийцами и коринфянами, а с другой стороны, если какой-нибудь из греческих городов, не испросив загодя согласия спартанцев, сам выражал желание сделаться другом и союзником афинян, всячески этому препятствовал» (Плутарх, Алкивиад 14.4–5). В то же самое время Алкивиад тайно призвал лидеров аргосских демократов прибыть вместе с послами Элиды и Мантинеи в Афины и заключить с афинянами союз, «указывая, что теперь удобный для этого момент и что сам он будет всячески содействовать тому» (V.43.3).

Приглашение Алкивиада поступило как раз вовремя, чтобы помешать заключению союза Аргоса со Спартой, к которому аргосцы стремились исключительно потому, что, как они ошибочно полагали, Афины и Спарта действуют заодно друг с другом. Теперь же, когда выяснилось истинное положение вещей, аргосцы оставили все мысли о том, чтобы связать себя со Спартой, и радостно приветствовали будущий союз с Афинами: «Они принимали в соображение, что Афины с давних времен были в дружбе с ними и, подобно им, имеют демократический строй, что, кроме того, в случае войны, имея значительные морские силы, могут воевать вместе с ними» (V.44.1). Узнав о резкой смене курса, произведенной Аргосом, спартанцы попытались исправить ситуацию. Они направили в Афины посольство, состоявшее из трех весьма уважаемых афинянами людей – Леонта, Филохарида и Эндия, последний из которых принадлежал к семье, связанной родственными узами с семьей Алкивиада. Задачей послов было воспрепятствовать присоединению Афин к союзу с Аргосом, ходатайствовать о возвращении Пилоса и заверить афинян в том, что союз Спарты с Беотией не несет для них никакой угрозы.

Спартанские посланники выступили перед афинским Советом и объявили, что обладают полномочиями для разрешения всех спорных вопросов. Алкивиад опасался, что, если они сделают такое же заявление перед народным собранием, афиняне откажутся от союза с Аргосом, и потому уговорил послов ничего не сообщать о полномочиях, с которыми они прибыли. Взамен он пообещал им употребить все свое влияние, чтобы добиться возвращения Пилоса, а также уладить все прочие разногласия. Однако в ходе самого собрания, когда на вопрос Алкивиада о полномочиях послы ответили, что ими не располагают, тот просто ошеломил их, публично поставив под сомнение их честность. Очень скоро собрание уже было готово проголосовать за союз с Аргосом, но случившееся землетрясение помешало тут же заключить союзный договор. Спартанские посланники так и не получили возможности уличить Алкивиада в коварстве и, вероятно, сразу же отбыли в Спарту, так как у нас нет никаких сведений о том, что на следующий день они присутствовали на собрании.

На том заседании Никий попытался добиться переноса голосования. Он доказывал, что дружба со Спартой важнее, чем с Аргосом, и предложил снарядить посольство для прояснения намерений спартанцев, поскольку Алкивиад не дал спартанским послам высказаться. Кроме того, Никий заявил, что благополучие и безопасность Афин сейчас находятся на высоте и будут становиться лишь крепче в условиях мира; Спарте же, уязвимой и неуверенной в себе, оказалась бы весьма на руку немедленная война, способная резко изменить положение. Противоположная точка зрения могла бы сосредоточиться на вероломстве и неизменной враждебности Спарты, а также на том, что после периода восстановления она сможет вновь угрожать Афинам. Таким образом, теперь, когда Спарта ослаблена и ей противостоит мощная коалиция, пришло время покончить с ней и навсегда ликвидировать угрозу, которую она представляла для Афин столь долгие годы. Но афиняне по-прежнему испытывали столь сильное отвращение к новой войне, что отложили решение по аргосскому вопросу и вместо этого отправили Никия в составе посольства в Спарту. Послы заявили, что Спарте, если она принимает условия Никиева мира, необходимо передать Афинам восстановленный Панакт, вернуть Амфиполь и расторгнуть союз с беотийцами. Они также предупредили, что, если Спарта не оставит беотийцев, Афины вступят в союз с Аргосом.

Эти требования разрушили все надежды на примирение, ведь спартанцы ожидаемо отвергли их. Несмотря на это, Никий попросил еще раз подтвердить от имени Спарты прежние клятвы относительно мира, поскольку «боялся подвергнуться нападкам, если он возвратится ни с чем, что и случилось, так как его считали виновником договора с лакедемонянами» (V.46.4). Не желая возобновлять войну, спартанцы удовлетворили его просьбу, но при этом оставили в силе свой союз с Беотией. Как и предчувствовал Никий, афинское собрание пришло в бешенство, как только им было получено это известие, и немедленно заключило договор с Аргосом, Элидой и Мантинеей. Это был пакт о взаимном ненападении и оборонительный союз на суше и на море, подписанный тремя пелопоннесскими демократическими режимами и зависимыми от них территориями, с одной стороны, и афинянами вместе с подвластными им государствами – с другой. Срок действия договора составлял сто лет. Соглашение стало триумфом для Алкивиада, и, заключив его, Афины пошли по новому пути, несовместимому с Никиевым миром.

Тем не менее, несмотря на все свои конфликты, и Афины, и Спарта продолжали по крайней мере формально соблюдать заключенные ранее договоры, ведь ни одна из сторон не желала брать на себя ответственность за нарушение мира. В то же время коринфяне, которые теперь могли позволить себе более искренний шаг, «отделились от союзников и снова стали склоняться на сторону лакедемонян» (V.48.3). Их хитрая игра ослабила мощь Аргосского союза, при этом очистив его от олигархий и превратив в коалицию демократий, ориентирующихся на Афины. Подобная угроза, как они рассчитывали, заставит Спарту вновь начать войну. Коринфяне также приложили все усилия для того, чтобы сохранить оборонительный союз, заключенный ими ранее с Аргосом, Элидой и Мантинеей, так как нестабильность спартанской политики могла потребовать от них новых стратегических маневров, а также потому, что, заняв двусмысленную позицию по отношению к пелопоннесским демократическим государствам, они хотели оставить за собой возможность вмешаться в их дела в некий критически важный момент в будущем.

УНИЖЕНИЯ