Рис. 10. Португальская каракка с четырьмя мачтами, 1585 г.

На иллюстрации запечатлены все следы перехода к галеону от каракки во второй половине ХVI века. Высокая рамбада, характерная для каракк, уже стала ниже; исчезла и корма, похожая на арбуз

Отчасти причины победы галеонов непосредственно связаны с самими галерами. Галеры потяжелели – возросли и их размеры, и количество пушек; Гилмартен даже сравнивает их с тираннозаврами. И потому упала скорость, а чтобы ее повысить, изменили систему гребли и начали набирать на банки невольников, отчего возникли новые трудности. В основном владельцы галер, недорогих в строительстве[532], тратились на экипаж; и рост числа гребцов ударил по их кошелям. Кроме этого, у галерного флота снизился и размах операций. Гребцов стало больше, но трюмы остались прежними, а потому запасы воды на кораблях подходили к концу гораздо быстрее. Галеры, выходившие в море по одной или же группами, по две-три, пополняли воду в источниках, о которых знал экипаж; однако ни один флот центральных держав не располагал такой возможностью. Это, как выразился Гилмартен, мешало галерным флотам совершать морские переходы от одного берега Средиземного моря к другому его берегу, как прежде, и в долговременном плане привело к стагнации. Последний же удар по галерам нанесет инфляция, которую уготовит эпоха первой революции цен, случившейся в последней четверти ХVI века. Эти корабли, уже стратегически невыгодные, станут еще дороже и в итоге сойдут с арены имперских войн, уступив парусникам, которые вполне могли перевозить даже более многочисленный экипаж[533]. Впрочем, галеры не сразу снимут с производства – они будут служить до конца ХVIII столетия. Нам известно, что османы, потеряв прибыль от своего судостроительного эксперимента в середине ХVII века, дождутся его завершения и перейдут на галеоны[534]. Североафриканские корсары, которым удастся быстрее привыкнуть к парусникам, будут выходить в Средиземное море на разных версиях галер, предпочитая их другим чектири. Ведь эти корабли просто идеальны для налетов на побережья! Суда было трудно обнаружить благодаря небольшим размерам, а кроме того, на них почти не брали воды, – и беззащитные берега будто сами собой становились ближе к пиратам.

Есть причины и тому, почему галеры не подходили для океанов. Во-первых, у гребных судов всегда низкие палубы; иначе их пришлось бы оснащать длинными веслами и терять скорость. Но с низкой палубой труднее держаться на гребнях океанских волн. А кроме того, все сложнее становилось при помощи крюков брать на абордаж высокие парусники[535], и к тому же галеры не выдерживали огневой мощи галеонов, которая все возрастала. А еще они не могли одолеть океанские волны из-за своей медлительности. Они не справились бы с течениями, которые тянулись в Ла-Манше и Северном море на 10–12 морских миль (ок. 19–22 км). А кроме того, в океане чектири нигде не могли запастись пресной водой; в отличие от Средиземного моря, они не встречали на пути ни защищенных портов, ни удобных мест для якорных стоянок (anchorage), ни «желтых песков, способных сгодиться как временные причалы»[536]. То, сколь быстро менялись условия, покажет разная участь галер Леонардо Спинолы и флота чектири, воевавшего на стороне Габсбургов спустя двадцать лет тоже под командованием Спинолы, но уже другого. Если Леонардо доказал свое мастерство, захватив в 1580 году Португалию, а в 1582–1583 годах – Азорские острова[537], то Федерико Спинола в 1602 году испытает глубокое разочарование: возглавляемый им флот из одиннадцати галер потерпит разгромное поражение от пяти английских галеонов. Вслед за этим Спинола повстречает в Ла-Манше корабли из Англии и Дюнкерка – и ему снова не посчастливится: неожиданный встречный ветер помешает его галерам быстро отступить, и двумя из них придется пожертвовать. На обратном пути генуэзский адмирал потеряет в проливе Па-де-Кале еще один корабль; а через три года, так и не отказавшись от плавания на галерах в океане, лишится капитанского судна[538].

Слава богу, османские корсары не были такими упрямцами, как Спинола. Единственное серьезное исключение – Буюк Мурад-реис, в 1585 году переплывший Гибралтар на трех кальетэ и, вопреки всем предостережениям, взявший курс на Канарские острова. Впрочем, чего еще было ожидать от упрямого албанца? Итак, с приходом ХVII столетия галеры останутся только в Средиземном море, точно в темнице. Между тем голландские, английские, португальские и датские корсары, внезапно исчезнувшие из Алжира, благодаря парусникам начнут устраивать набеги на беззащитные ирландские и исландские берега и охотиться на испанские галеоны, доставлявшие в Старый Свет американские сокровища, и на рыбацкие флотилии, плывущие от Ньюфаундленда.

Рис. 11. Сражение Спинолы с английскими галеонами. Неизв. автор, 1602–1604. Рейксмюсеум

Именно английские и голландские корсары, оставшись без дела после перемирия, подписанного в 1604 году Нидерландами и Англией, познакомят с парусником Северную Африку. Современные историки, опираясь на Джованни Батисту и Пьера Дана, не устают повторять, что новые корабли появились в Алжире благодаря Симону Дансекеру, а в Тунисе – благодаря Джону Уорду[539]. Тем не менее здесь следует привести ряд объяснений. Во-первых, Гарсиа-Аренал и Бунес Ибарра, должно быть, ошиблись касательно Дансекера с датами, указав 1600–1601 годы. Как нам известно, фламандский корсар не появлялся в Алжире раньше 1606 года[540]. Во-вторых, Фишер возражает против упоминания Джона Уорда; по его мнению, с парусниками Тунис познакомил кто-то другой, с похожим именем[541]. Действительно, в самых ранних первоисточниках, повествующих об этом событии, указаны антропонимы «Guardo» и «Edoüart» вместо «Ward» (Уорд), что делает тезис Фишера весьма актуальным.