либо пива. Он говорит: «Есть у отца моего пива бочки, да я тридцать лет лежу». — «А попробуй, пошевели ногами». Он шевелит — ноги действуют. Соскочил, в погреб кинулсе. Бочку пива из погреба выкатил. Подал старцу. «Спасибо, — говорит старец, — будешь ездить по чистым полям. Только не дерись с Вольгой. Вольга —

По черны́м лесам ходит серым волком,

По пенью, по коренью скачет черным горносталем,

По синёму морю ходит рыбой щукою,

Он возьмет тебя хитростью.

Не дерись и со Святогором,

Он возьмет тебя силою».

И потерялсе старец. Оделсе Илейка и пошел в поле к отцу, к матери. Они в поле работают. Узнать его не могут. Пришел Илья: «Здравствуйте, я ваш сын. Идите домой, я вам напашу». Речка Муравленка пошла через луга. Отправился Илейка домой: «Ну, отец, выберу я себе коня по себе. Поезжу по полям, по городам, по селам».

Выбрал ко́нёчка-семилеточка. Говорит конь: «Ой ты гой еси, Илья свет Иванович, я не могу тебя носить: меня кормили худой травой осотою и поили водой болотною. Покорми меня пшеной белояровой, пои водою ключё́вою».

Через три месяца стал он поигрывать. Илья клал на него потнички, клал седло зеркальное. Зашел в комнату, взял у родителей благословение и поехал.

Приехал ко чисту́ полю́, а там столб с надписью: «По одной дороге поедешь — богату быть, по другой поедешь — женату быть, по третьей поедешь — живым не быть». Говорит Илья: «Богатому мне не надо быть. И женатому не надо — жена сбалуется. Поеду, где живому не быть. Перечитал я много книг. Мне на поле смерть не писана, на море не явлена».

Дорожка заросла, замутиласе. Ясё́н сокол тридцать лет не пролётывал, зверь не прорыскивал.

Поехал Илья, до грязей доехал. Начал по грязям мост мостить, замостил речку Смородину: «Если меня мост понесет, то и всех понесет». Поехал, вынес его мост. Приехал Илья к городу Чернигову. Там стоят разбойнички. Стал с ними Илья битьсе, всех перебил. Предлагает ему народ быть в Чернигове воеводою. Отказался Илья.

Едет дальше, видит — гнездо Соловьиное на семи дубах, на восьми па́дубках. Подъехал он.

Засвистал Соловей. Упал конь под Ильей. Илья его бил, ругал. Поднялся конь, подъехал ближе. Опять Соловей засвистал. Опять упал конь. Снова Илья его бил, ругал. Конь поднялсе. Подъехали к Соловью за пять верст. В третий раз упал конь. Поднял его Илья, натянул лук, стреле наказал: «Лети, моя стрела, стрелочка каленая, выше облака ходячего, попади Соловью во правой глаз». Залетела стрела Соловью во правой глаз, вышибла стрелочка правой глаз Соловью. Пал он на землю. Илья схватил его, к седлу привязал. Сломал дуб Соловья Рахматовича, разломал всё гнездо, всё спалил, чтобы не отросла трава. Поехал к Соловьиному дому. Жена выбежала, стала подворотню поднимать. «Повешу тут, ворон пугать», — Илья говорит. Заревел Соловей: «Прости, только отпусти меня — всё отдам». Илья убил жену, убил семью, весь дом сжег, поехал с Соловьем к князю Владимиру.

Оставил коня с Соловьем во дворе, взошел в гридню, помолилсе, поклонилсе всем боярам, князю с княгиней по-особому. «Откуда ты, богатырь? Кто ты?» — «Я молодой Илейка сын Иванович». — «Как сюда ехал?» — «По дороге, где тридцать лет никто не проезживал. Я речку замостил, разбойников у Чернигова убил, Соловья поймал». Пошел Илья во двор, принес за кудри Соловья напоказ. «Если ты им владеешь, пусть он засвистит, заревет». Приказал Илья Соловью, — тот засвистел, заревел. Все обмерли. Долго без памяти лежали. И князь тоже. Других он, Соловей, свистом убивал, а с Ильей ничего не может сделать. Хватил его Илья об пол и убил. Вытащили Соловья за Киев, завалили в яму, хряща-каменя навалили сверху. Князь прочунел. Пир устроил.

45

ПРО ДОБРЫНЮ

* Значит прежде Казань дак слободой стоял,

Кабы нынче Казань дак славной город стал.

Как во том ище в Казани да славном городе

Уж и жил тут и был Никитушка Романович.

5 Он же жил ле Никитушка девяносто лет,

Как состарилсе Никитушка а периставилсе.

(Помер.)

Как оставаласи у его дак молода жона,

Молода его жона дак ле, ой ле, люба́ семья,

Как осталась она беременна:

10 Уж носила она сорок неделечок,

Как проносила она сорок неделечок,

Как исполнила она дак девять месяцов,

Уж родила она себе сына да ясна со́кола.

А собирала она себе ль нынче попов и дьячков,

15 Как всех церковныих она дак ныне причетников.

Как задумали имечко назвати мальчика,

А же на́звали его Добрынюшкой.

Ах ты ой еси, Добрынюшка Никитич блад!*

Стал Добрыня растеть, матереть

20 Не по годам, не по месяцам — по неделюшкам.

Вырос Добрыня до трех годов,

Стал Добрыня по улице похаживати,

С малыми ребятками стал поигрывати,

На кого осердитсе — возьмет за руку, рука прочь,

25 Кого возьмет за ногу — нога прочь,

Кого возьмет за голову — голова прочь,

Посередке возьмет — живота лишит.

Стали людишки ходить, на Добрыню жалитьсе:

«Проказит Добрыня, убиват ребят».

30 Не стал больше Добрыня по улице похаживать,

Запретила его маменька родимая.

Стал ходить Добрыня во божью́ церко́вь,

Стал учиться божьей грамоте.

Ходил он, училсе три года́,

35 Выучилсе божьей грамоте.

Тогда вздумал прогулятьсе на добром коне на родительском

По чисты́м полям, зелены́м лугам.

Стал просить у матери благословленьица

Съездить ко синю́ морю́,

40 Пострелять гусей, белы́х лебеде́й,

Побить серых малых уточек.

Не дават ему маменька благословленьица:

«Молодёхонек ты, зеленёхонек,

На расцвете травка шёлкова,

45 На прочи́те листики малиновы».

Падает Добрыня во второй-от раз,

Просит Добрыня благословленьица.

Не дает маменька родимая.

Падает Добрыня в третий раз:

50 «Дашь — поеду, и не дашь — поеду».

Тогда дала ему матушка благословленьице

Со буйно́й головы до сырой земли.

Соскочил Добрыня на резвы́ ноги́,

Он бежал вон на улицу,

55 Он бежал на конюшен двор,

Он имал себе коня по свою плечу́,

Обуздал его уздечкою тасмяною,

Обседлал