Миновав короткий коридор, Ульрик оказался у запертой двери с табличкой «Закрыто! Обращайтесь в отдел напротив!». От двери вела жирная зеленая стрелка, что через два шага упиралась в соседний кабинет. Ульрик пинком выбил замок, бормоча ругательства.

Внутри никого не было. На пыльном столе вместо бумаг медный звонок и граммофон в железной клетке. Ручка вращалась сама по себе, с шипением крутилась пластинка, из рупора доносился монотонный голос:

– В данное время директор не может ответить на ваши вопросы. Всем сотрудникам фирмы «Брайан и Компания» рекомендуется обращаться за помощью в соседний кабинет. Идите по зеленой стрелке. Спасибо!

Ульрик вмазал по звонку. Не прошло и минуты, как воздух над столом знакомо засеребрился.

– Слушаю вас.

Из вездесущего зеркала на них надменно взирала белобрысая фифа. Та самая, что назвала Джен «милочкой», а после имела наглость заявиться на вечер к N в дурацком черном платье. Белинда, кажется. Стекло мерцало, по нему плыли широкие темные полосы, а один угол украсила извилистая трещина.

– Какого черта происходит?!

Джен впервые видела человека вне себя от гнева и с улыбкой до ушей. Казалось, Ульрик сейчас рассмеется. Или бросится на зеркало с кулаками.

– Вам следует формулировать вопросы яснее, – холодно отозвалась Белинда.

– Мой счет, – процедил белый от ярости Ульрик. – За три последних испытания мне перечислили по десять лэков! Да я за переход улицы на красный свет в прошлом году получал больше!

– Вы и этих денег не заслуживаете.

– Знаете, чего мне стоило третье испытание?! Да вам такое в худшем кошмаре не приснится! В сравнении с этим убийство марлофов – пикник!

– Осмелюсь предположить, что вам это не стоило ничего. Как и прошлые «подвиги».

– Черта с два!

– Не ломайте комедию, – поморщилась Белинда. – Или вы считаете себя умнее всех? Ваше жалкое притворство больше не сработает. И прекратите повышать голос. Вы забыли, с кем разговариваете?

Ульрик стиснул кулаки и ничего не ответил.

– Кстати, почему вы без каски? Это нарушение правил техники безопасности, я выношу вам… сто тридцать шестое официальное предупреждение. Всего доброго.

Зеркало пропало. Из ниоткуда вырос красный почтовый ящик на ножке и плюнул в Ульрика запечатанным конвертом.

– Чуть не забыла, – зеркало появилось вновь. – Если вы опять самовольно покинете Блэткоч – вас уволят. Не говорите потом, что я не предупреждала.

– Очень даже покину! Я не собираюсь больше рисковать жизнью ни за какие деньги, а бесплатно – тем более!

– Поводов вас уволить хоть отбавляй. Единственное препятствие – каприз инспектора Министерства труда. Но если вы откажетесь от участия в последнем испытании – очень дальновидное, не свойственное людям вашей профессии решение, вас незамедлительно уволят и лишат печати. Ясно?

– Не имеете права!

– Прошу, не начинайте спор заново. Вы прекрасно знаете – закон на моей стороне. До встречи в Блэткоче. И постарайтесь не задерживаться: не то я могу решить, что вы подались в бега.

Всю дорогу до Блэткоча Джен хмурилась. Следовало признать – Ульрик прав, Готтлиб отличный город. Их ни разу не попытались ограбить, убить или похитить. Невероятно! Разве что кофе паршивый – жидкий, вот умора. Каждому известно, что его надо жевать, а не пить.

Заночевали дома у Ульрика. Притом Нейтан до посинения ныл, умоляя отпустить его в Блэткоч пешком, страшась гнева бабушки. Успокоился рыцарь ночи лишь после того, как Ульрик арендовал телетранслятор и сообщил пожилой женщине, что ее внук цел, невредим и находится под защитой шерифа.

Когда пришли на вокзал покупать билеты, оказалось, что из-за перестановок в расписании ближайший поезд на Блэткоч следует ждать не раньше десяти утра. Нужно было скоротать пару часов. Ульрик предложил наведаться в «одно приятное место».

Ряды кресел обрывались в метрах трех от стены, затянутой белым полотном. Сбоку стоял аппарат странного вида, кремовый, с позолотой и с шестью рядами клавиш, похожих на зубы исполинской плотоядной рыбины.

– Это «Левиафан», самый большой электрический орган во всей Мехатонии, – объяснил Ульрик. – Заменяет целый оркестр. Раньше сюда непросто было попасть – билеты раскупались за неделю до премьеры. Но теперь, с появлением звуковых фильмов, времена изменились. Идем, вон наши места.

– Целый оркестр? – переспросила Джен, окинув взглядом полупустой зал.

– Понимаю, не бог весь что. Я бы сводил тебя на звуковой фильм, но поверь – болтовня актеров только раздражает.

Свет погас, и белое исчезло, будто невидимая рука отдернула занавеску, распахнув окно в другой мир. Даже Нейтан перестал пыхтеть. Грянули фанфары – за «Левиафан» сел человек, пробудив кремовое чудище ото сна.

– Я сейчас, – шепнул Ульрик, когда музыка чуть смолкла. – Нужно забрать кое-какие вещи.

Джен раздраженно отмахнулась, мол, иди куда хочешь, только не мешай.

В память о Готтлибе Джен тайком сорвала листовку – из тех, что призывали поддержать Ульрика, – на ней у молодого человека вместо ужасной висельной петли был галстук-бабочка.

– Почему Белинда считает тебя мошенником? – нарушила Джен молчание перед самым Блэткочем.

В этот раз пассажиры остались сидеть на своих местах. Изредка кто-нибудь из них косился на улыбчивого сверх всякой меры Ульрика, но, встретившись взглядом с Джен, тут же отворачивался и принимался с неподдельным интересом рассматривать пролетающий за окном пейзаж. Совершенно измотанный Нейтан спал без задних ног. Ромашковый венок он где-то потерял, но капустные листы еще держались.

– Потому, что я мошенник.

– Что же ты натворил?

– До сих пор жив.

– Разве это преступление? В Блэткоче за такое медаль дают.

– Ты не понимаешь. Я – брайан. В мои обязанности входит оказываться не в то время, не в том месте.

– Тут ты прав. Блэткоч как раз такое место.

Ульрик дернул уголком рта – не улыбка, не усмешка, будто левая часть лица нашла слова Джен забавными, а правая с ней не согласилась.

– …Заработав первые легкие деньги, я уже не смог остановиться, – Ульрик будто разговаривал сам с собой. – Мне верили на слово и не требовали серьезных доказательств. Никто не ожидал от брайана жульничества. А потом мной заинтересовалась пресса, и я утроил усилия. Думал, смогу доказать всем, что лотоматоны действительно ошибаются. Привлекал внимание какой-нибудь безумной выходкой и демонстрировал талант, которого у обычного брайана быть не могло.

Нейтан сладко сопел во сне, убаюканный мерным стуком колес.

– Кто же тогда прогнал Часовика? – спросила Джен, когда за окном потянулись заснеженные поля, мокнущие под моросящим дождем.