— Ну же, мэтр Жанисс, признавайтесь, что пришло вам на ум?

Он наморщил нос, потом пожевал губами и наконец обернулся к поварятам, которые стояли достаточно далеко, чтобы не слышать, но слишком близко, чтобы догадаться о сути происходящего.

— Спускайтесь-ка оба в погреб и ждите, пока я вас не позову! — крикнул он.

Пока он смотрел, как мальчишки спускаются по лестнице, Жерсанда успела упереть руки в бока.

— Ну, какую хитрость вы придумали?

Жанисс судорожно сглотнул. И надо же, чтобы в горле так пересохло! Он схватил со стола забытый стакан молока и залпом осушил его. Сейчас или никогда! Он выпятил грудь и призвал на помощь всю свою храбрость.

— Мы скажем ему, что собираемся пожениться!

Так вот в чем все дело! Долго же он не мог решиться… Жерсанда подумала, что стоит немного над ним подшутить. Поправляя свой чепец, она сказала:

— Он ни за что не поверит.

— Это еще почему? — Щеки мэтра Жанисса от возмущения стали как маков цвет.

— Эта хитрость шита белыми нитками!

Мэтр Жанисс сунул руки под фартук, закрывавший его круглый живот, и стал снова ожесточенно тереть ладони друг о друга. По правде говоря, он и сам полагал, что такой толстяк вряд ли может понравиться женщине… И Жерсанда, конечно, права…

— Это все виновата моя прожорливость! Но я могу за себя взяться, и тогда…

Когда Жерсанде стало ясно, что мэтр Жанисс превратно истолковал ее слова, она снова засмеялась, а потом ласково похлопала ладошкой по его животу.

— Я вовсе не о вашей полноте, славный мой Жанисс! Мне очень даже нравится ваш животик!

Повар снова заулыбался.

— Вот как?

— Я хотела сказать, что Матье не поверит, что мы тащим его в Бати только потому, что вы хотите сделать мне предложение… Придется сказать, что вы уже предложили мне выйти за вас замуж…

Повар кивнул, глаза его сияли.

— Ну конечно!

— А раз я согласилась, нам нужно испросить позволения на брак у барона!

— Именно!

— А нетерпение наше таково, что мы не можем ждать, пока наше послание дойдет до сеньора и он напишет нам свой ответ!

— Собственно, так оно и есть!

— Значит, Матье едет с нами как возница и защитник, и без него у нас ничего не получится. Так?

— Это я и хотел вам предложить!

— Думаю, теперь он согласится.

Жерсанда кивнула, повернулась и прошествовала к двери. Мэтр Жанисс на мгновение потерял дар речи от изумления, а потом воскликнул:

— И это все, что вы хотите мне сказать?

Жерсанда усмехнулась, повернулась к нему и сказала:

— А разве этого мало?

— Это значит, что вы уходите и оставляете меня, чтобы…

— Чтобы собрать свои вещи, пока вы будете уговаривать этого чертенка Матье!

Лицо повара просияло улыбкой.

— А как же ваш ответ?

Жерсанда наградила повара нежным взглядом. Тут же кто-то сзади захлопал его по спине: любопытные поварята догадались, что в кухне должно произойти что-то интересное, а потому задержались на лестнице. Жанисс повернулся к ним.

— Вы что тут забыли? Разве я не приказал вам дожидаться в погребе?

— Не ругайте их, суженый мой! Они прибежали нас поздравить! — лукаво заметила Жерсанда и вышла из кухни.

За спиной послышались ликующие крики: «Ура жениху и невесте!», и на сердце у нее стало чуть веселее.

* * *

Когда в кабинете аббатисы ему поведали всю правду, Жак де Сассенаж не знал, смеяться ему или плакать, карать или благодарить, отвергать или соглашаться. Взгляд его метался между преподобной матерью, чопорной и величественной, и Сидонией, на лице которой отразились душевные терзания. Она разрывалась между искренней привязанностью к Жанне и любовью к нему, своему супругу. Вид у него был печальный, ум и душа пребывали в смятении. На смену ужасу, который он испытал, когда понял — Сидония знала, что его первая супруга жива, но не сказала ему, пришло осознание истинного положения вещей и того, что Жанна уже не та, что прежде. Время от времени он поглядывал на нее, поскольку бедняжку тоже поместили в кабинет.

Едва он успел оторвать ее от себя, Жанна, которая до этого покрывала его шею и лицо поцелуями, вдруг снова изошла на крик, а потом забилась в конвульсиях. Сестра Альбранта, сбежавшая по лестнице вслед за своей подопечной, приказала барону:

— Держите ее! Ради любви к ней, держите ее крепко!

Он подчинился. Рефлекторно. Глаза Жанны казались невидящими. Это были глаза сумасшедшей. Он обнял ее и прижал спиной к своей груди так, чтобы Альбранта получила доступ к ее лицу, на котором в этот миг отражались все горести этого мира. Монахиня быстро достала из своего мешочка флакон с маковой настойкой и после нескольких неудачных попыток наконец заставила Жанну сделать пару глотков.

Прижавшись затылком к стене, совершенно обессиленная, Жанна де Коммье дремала теперь в низком кресле у окна — умиротворенная, хрупкая. Прекрасная в своей невинности и чистоте…

Жак отвернулся. Ему хотелось рвать и метать.

— Я не знаю, что всколыхнуло в ней воспоминания, сир Жак, но, как вы сами видите, потрясение было слишком сильным, и пока я не могу сказать, каковы могут быть его последствия. Возможно, она очнется исцеленной… Либо мы потеряем ее навсегда, — проговорила сестра Альбранта, ломая руки.

— Полагаю, вам очень трудно понять мотивы, которые нами двигали. Мы решили держать случившееся в тайне, но ни в коей мере не хотели причинить вам зло. Наоборот, мы вас щадили.

— Я понимаю, мадам. Однако не могу вас простить. Вы опустились до богохульства! Как и я, когда женился во второй раз.

Аббатиса презрительно усмехнулась:

— Я сама несу свой крест, мессир! Оставьте мне и Сидонии право самостоятельно влачить бремя своих грехов!

Сидония стояла и смотрела в окно. Она не стала отвечать на выпад барона. Она потеряла все, сомнений в этом быть не могло. Страдание ее было глубоко, и все же где-то в глубине души она испытала облегчение. Услышав слова Жака, она вздрогнула:

— С этим мне еще предстоит разобраться. И я это сделаю… в свое время. А пока, сестра Альбранта, прошу вас, скажите мне откровенно и честно, что я могу сделать, чтобы помочь Жанне?

— Уезжайте! Заберите с собой дочерей, как и было условлено, и никому ничего не рассказывайте.

Совет возмутил Жака де Сассенажа.

— Это невозможно! Мои дети имеют право знать правду!

Сидония повернула голову и посмотрела на него. Спокойная и покорная, она осмелилась подать голос:

— Не важно, что вы думаете обо мне, Жак. Сегодня вы должны принять то же решение, что и я в свое время. Если бы Жанна выздоровела, я бы не стала вступать с вами в связь. И вы бы сразу узнали о ее исцелении, узнали от меня и ни от кого другого. Но подумайте сами…