Филиппина подняла лицо.

— Я не хочу ее потерять, сестра Альбранта! — с трудом выговорила она сквозь слезы.

Лицо Альбранты стало серьезным. Судя по всему, в привязанности Филиппины к служанке было что-то противоестественное. Ее религиозный долг, несомненно, состоял в том, чтобы пресечь подобное непотребство в корне, и все же… Разве в ее силах изменить что-то в этом мире? Разве не вернула она к жизни сира де Монтуазона, который заслуживал быть спасенным куда меньше, чем эта Альгонда, о которой столько хорошего писала ей в своих письмах Филиппина?

— Можно попробовать дать ей эликсира, который я когда-то давала тебе… — услышала она свой голос словно бы со стороны.

Лицо Филиппины просветлело.

— Но прежде мне нужно ее осмотреть, а я не знаю, разрешит ли мне мать-настоятельница уехать с вами.

Филиппина вздохнула. Это единственное — условие грозило расстроить дело. Аббатиса ни за что не даст своего согласия.

— Быть может, вы дадите немного эликсира мне? Время не ждет!

Альбранта встала и заходила по комнате. В голове ее теснились противоречивые мысли. Она полностью доверяла своей воспитаннице, и все же мысль о том, чтобы расстаться с флаконом, была для нее невыносима. Колдунья дала его ей и приказала беречь и никому не отдавать. И все же… Разве не приказала она Альбранте спасти с помощью эликсира Жанну де Коммье и саму Филиппину? Можно ли включить в этот круг людей, с которыми мать и дочь связаны узами любви и дружбы? Но ведь речь сейчас идет о простой служанке… Христианское милосердие, Бог свидетель, было для сестры Альбранты не пустым словом, однако она подумала, что наверняка придет момент, когда эликсиру найдется лучшее применение.

— Прошу вас, сестра Альбранта, помогите мне! — взмолилась Филиппина, которая догадывалась о том, какая внутренняя борьба происходит сейчас в душе монахини.

Сестра Альбранта уже готова была согласиться, когда в дверь постучали. Не дожидаясь приглашения войти, в комнату вбежала монахиня. Сестра Альбранта вздрогнула.

— Что-то случилось, сестра Хильдегарда?

— Меня послала за вами аббатиса. Это касается сами знаете кого. Дело срочное. Возьмите с собой вашу настойку, ту, которая успокаивает.

Альбранта охнула, заломив руки, а потом бросилась к своему шкафчику со снадобьями. Что бы это могло значить? Жанне никогда не приходилось давать макового настоя! Нрав у нее был спокойный и покладистый. И почему это случилось именно сегодня? Неужели к этому как-то причастен Жак де Сассенаж? Сложив несколько

флаконов в полотняный мешочек, монахиня обернулась к Филиппине. Девушка была настолько поглощена собственным страданием, что почти не слышала слов монахини.

— Я скоро вернусь. Дождись меня и перестань плакать, Елена! Я вернусь и дам тебе то, что ты просишь.

— Кто-то заболел? Может, мне пойти с вами и помочь? — поспешно спросила Филиппина, которой совсем не хотелось оставаться в одиночестве.

Альбранта слабо улыбнулась. Лгать… Снова и снова лгать! Сколько лет уже довлеет над ней эта ложь, сколько грехов из-за нее она приняла на свою совесть!

— Ты ее не знаешь. Сестра Жанна прибыла к нам после твоего отъезда. Она подвержена приступам буйства и живет поэтому отшельницей в донжоне. Из сестер успокоить ее могу только я. Потерпи немного! Иногда мы сами не знаем, откуда к нам придет помощь Господня…

И она вышла, оставив Филиппину в раздумье.

Сидония тоже услышала крик. Он казался нечеловеческим. Баронесса де Сассенаж находилась в этот момент в комнате дочерей Жака. Девочки только что вернулись с урока катехизиса и очень обрадовались, увидев свою кузину. Аббатиса уведомила их о скором приезде отца и его решении, и сестры дождаться не могли своего отъезда. Сидония предложила им, не теряя времени, собрать свои вещи. Девочки как раз укладывали платья в сундук, когда услышали крики, да так и застыли на месте.

— Не выходите из комнаты, — приказала Сидония и вышла в коридор справиться, что случилось.

В коридоре было пусто. Инстинктивно она подняла голову и в окне верхнего этажа увидела ее. Это была Жанна. Она перегнулась через подоконник так, словно хотела броситься вниз. Не думая, что делает, Сидония бросилась вверх по лестнице, чтобы помешать ей. За ней по пятам бежала сестра Альбранта, только что покинувшая свою комнату.

— У вас неприятности, матушка? — спросил Жак де Сассенаж, которого встревожили крики в коридоре.

Преподобная мать закрыла дверь и постаралась, чтобы голос ее прозвучал спокойно:

— Не случилось ничего, что заслуживало бы вашего внимания, сын мой. В наших стенах живет женщина, подверженная приступам безумия. Сестра Хильдегарда в первый раз присматривает за ней и пока еще не привыкла. Я отправила к несчастной сестру Альбранту. Сестре Хильдегарде нужно было самой ее позвать вместо того, чтобы мешать нашей беседе.

Жак кивнул, но аббатисе не удалось полностью усыпить его подозрительность. Оснований сомневаться в правдивости рассказа у него не было, но в словах и поведении настоятельницы чувствовалась какая-то фальшь. И все же ему незачем было вмешиваться в дела аббатства.

— Так на чем мы остановились? — переспросила настоятельница, присаживаясь за свой рабочий стол.

Ноги у нее дрожали, и если бы она не заставила себя сесть, то, наверное, сорвалась бы и побежала, чтобы узнать, что происходит наверху. Что, если, увидев у крыльца Жака и Филиппину, Жанна вспомнила времена, когда она сама находилась рядом с супругом? Ведь старшая дочь так на нее похожа! Быть может, случилось чудо? Но она прогнала эту мысль, сулившую им всем огромное несчастье. Жанне больше не было места в реальном мире.

— Если я правильно помню, мы говорили о моих дочерях…

Аббатиса кивнула. Но желание читать нотации у нее пропало.

— Юность и красота делают девочек уязвимыми, сир Жак. И случившееся в наших стенах доказывает, какого пристального внимания требует Филиппина и ее сестры!

— Я все это знаю. Именно поэтому я и женился снова. У Сидонии добрый нрав, она сумеет тактично направить их мысли и поступки в правильное русло. К я полностью ей доверяю, — закончил он, повышая тон.

Там, за дверью, под чьими-то шагами загрохотала винтовая лестница. Кто-то отчаянно колотил кулаками о дерево.

— Жанна! Ради вашей любви к дочерям! Умоляю вас, не надо! — крикнул женский голос.

Жак нахмурился. То был голос Сидонии. Но откуда она знает безумную подопечную монахинь?

— Молчите бога ради! — закричала сестра Альбранта, которая к тому времени тоже добежала до двери на верхнем этаже донжона.

— Откройте! Скорее! Пока не поздно! — взмолилась Сидония.

Она знала, что, если Жанна выпрыгнет в окно, она никогда себе этого не простит.

— Вы хотите, чтобы вас услышали? Чтобы все ваши планы рухнули?