– Вообще-то это не она, а он, – статус Х-пятоготребовал уточнений, – не ласточка, а… а…

– Удод? – подколол меня парень.

– Не ласточка, а красавец.

– Да будет так. Аминь.

– Я вам очень признательна. И вот еще что… Раз ядобралась до вас, а это было нелегко… Проверьте заодно и ходовую.

– Будет сделано, мэм!.. -

мышиный жеребчик в комбинезоне улыбнулся много шире, чемпозволяли его губы и скулы, – и взял под воображаемый козырек.

Загоняя красавца в ремонтный бокс, я проявила чудесасноровки и миллиметража. И въехала под своды автосервиса так безупречно, как невъезжает ни одна фря (водительский стаж год), ни одна шлюха (водительский стажполгода), ни одна соска (водительский стаж полтора месяца). Да что там бабы –моим внезапно возникшим навыкам мог позавидовать любой мужик!

При этом цель прибытия в «Красные рыбки» по-прежнемуоставалась туманной.

Она не прояснилась и тогда, когда Х-пятый взмыл вверх наплатформе подъемника.

Что я должна делать теперь? Пристать к механику срасспросами, почему автосервис называется «Красные рыбки»? Или – любит ли онАнри Матисса? Или – любит ли он канадских сфинксов? Или – не купит ли он моюбэху за смешные деньги в десять тысяч европейских рублей?.. Вряд ли я получу навсе эти вопросы адекватный ответ.

К тому же мой новый знакомец углубился в изучение потроховХ-пятого. И к нему присоединились еще двое парней в таких же перепачканныхкомбинезонах. А ровно через две минуты, когда я уже начала откровенно скучать взахламленном и не слишком чистом интерьере мастерской, парень повернул голову вмою сторону.

Сейчас скажет, что я морочу им яйца!..

Но вместо этого он сказал:

– Вы можете подождать в конторе. Все лучше, чем здесьтомиться.

– В конторе?

– Крайняя левая дверь. Подниметесь по лестнице навторой этаж – там есть автомат с кофе и телевизор. И можно посидеть.

– А…

– Когда мы закончим, я к вам подойду. Не волнуйтесь, свашим красавцем все будет в порядке.

Я сунула в рот кончик концептуальной косицы и пробормоталаневнятное:

– Хотелось бы верить…

Крайняя левая дверь ангара, казавшаяся мне заколоченнойнаглухо, распахнулась от первого же легкого толчка. И я очутилась в крошечномпомещении, большую часть которого занимала ведущая наверх металлическаялестница. Не самое веселое место, учитывая тусклую, крашенную охрой лампочкупод потолком и два чудовищных по качеству и изрядно пожелтевших киноплакатавремен застоя. Один – к фильму «Цветы луговые» (к/с им. Довженко), другой – кфильму «Отель «У погибшего альпиниста» (к/с «Таллинфильм»); что производятсейчас вышеуказанные студии – один бог знает.

Будем надеяться, что второй этаж окажется поприветливее, безностальгических совковых кино-впрыскиваний.

…Мои надежды оправдались – второй этаж и вправду оказалсямилым. Не евростандарт, что понятно, но хотя бы с освещением все в порядке. Истены не выглядят обшарпанными, и на диванчики с флоксовой обивкой вполне можноприсесть, не думая о том, что тебе в задницу вопьется клоп. В углу совершенновпустую работал телевизор, настроенный на канал «Спорт». А слева от диванчиковстояла зубоврачебная плевательница, приспособленная к нуждам курильщиков.

Всё во имя человека, всё для блага человека, меланхоличноконстатировала я, разглядывая плевательницу.

А заодно и кофейный автомат, своими внушительными размераминапоминающий гроб Дракулы.

Кроме уже заявленного механиком кофе, в меню автоматачислились: чай, чай с лимоном, капучино, эспрессо, эспрессо-американо и горячийшоколад. Как я подозревала, все эти напитки стекали в бумажные стаканчики изодной бадьи. Нажав на кнопку «горячий шоколад» и еще на одну (сахар), я бросилав автомат мелочь и получила на руки самое обыкновенное – разбавленное и к томуже несладкое какао: ложечку, пусть и одноразовую, хитрая машина зажала.

В Мадриде 1933 года таких машин и в помине не было.

И они так и не стали объектом приложения творческих сил АнриМатисса.

Я все еще ищу знаки того, что приехала сюда не случайно.Автомат, диванчики и импровизированная пепельница – не знак. И приоткрытая дверьв еще одно помещение – тоже. Комната за дверью, видимо, и есть «контора».

Непонятно, находится в комнате хоть кто-то или она пуста.

Наскоро взвесив все «за» и «против», я все же заглянула вконтору. Больше – ради собственного успокоения: для меня в «Красных рыбках» недолжно остаться ни одного неосвещенного уголка.

Комната была очень небольшой, с двумя узкими одностворчатымиокнами. Скромная обстановка, которая смогла уместиться в ней, состояла избольшого конторского стола, столика поменьше, гостевого кресла из кожзаменителяи нескольких шкафов вдоль стены. На столе стоял компьютер, а за ним сиделчеловек.

Как было бы славно, если бы добряк Домино озаботился быустройством моей судьбы по-настоящему!.. Тогда он послал бы мне самогонастоящего мачо, пусть не слишком красивого, но при этом – доброго ивнимательного. Голову мачо украшали бы не фуки-хуяки, а шапка сомбреро, и заспиной висел бы кенгурятник. Не тот, в который садят младенцев и в которомнеплохо смотрелся бы канадский сфинкс окраса «арлекин» – на десять размеровбольше. В нем могла бы уместиться я сама. И прижавшись к рельефной спине мачо,обвив его мощную шею руками и свесив ножки, стянутые ремнями кенгурятника, я –без забот и хлопот – поплыла бы по жизни.

Над жизнью.

Э-э… нет.

Так могла бы подумать зашуганная корректорша.

А девушке, только что угнавшей Х-пятый, – на хрена ей,спрашивается, мачо? Она сама себе мачо.

Вот и мужчина за компьютером.

Он почти старик. Лет пятидесяти пяти-шестидесяти, никак неменьше. Худое морщинистое лицо, уставшие глаза, седой бобрик коротко стриженныхволос. Он незнаком мне. Почти незнаком. Разве что – слегка напоминаетфотографию норвежского пенсионера Петера-Андреаса, любителя russian culture икомпозитора Бедржиха Сметаны. Только – без ретуши.

Как только я появилась в дверном проеме, мужчина оторвалсяот монитора и посмотрел на меня. Взгляд его был пристальным и рассеяннымодновременно ив то же время требовал каких-то, хотя бы минимальных, объяснений.

– Вы ко мне? – спросил он.

– Нет. – Я смутилась. – Просто жду, когдапосмотрят мой автомобиль.

По-прежнему не спуская с меня глаз, он кивнул. Я аккуратноприкрыла дверь и вернулась к диванам. Присела с краю, поставила стаканчик наподлокотник и уставилась в телевизор.

Лыжные гонки. Эстафета 4 по 10 километров, увлекательнейшеезрелище. Пусти его в кинотеатре – на вечерние сеансы билетов было бы недостать.