Как гангстер Домино был бы неотразим.

Вот несчастье, я все еще думаю о коте! И не о еговероломстве, а о его необычайной привлекательности. Я не сержусь на него никапельки.

В голове моей медленно проплыли обрывки темы к «Крестному отцу»(па-ра-ра-ра-па-ра-ра-ра-па-ру-ра, музыка Нино Роты), и абсолютнорасслабившись, я откинулась на спинку дивана. Теперь неожиданный гангстерскийзахват выглядел глупо. Это понял и сам мафиози. И чуть разжав пальцы, сказал:

– Недоразумение разрешается просто.

– Не сомневаюсь.

– Сейчас мы позвоним нашему клиенту, и он, надеюсь,моментально снимет возникшие у нас подозрения.

– Это лучший выход, поверьте, – я была самакротость.

– Так я звоню господину Косулину?

– Звоните, звоните.

На до сих пор вполне однозначном лице босса авторемонтноймафии отразилась нешуточная борьба чувств.

– Господин Косулин непростой человек…

– Я в курсе.

– То есть я знаю его как господина Косулина. Возможно,у него есть другое имя. И даже наверняка…

Что-то похожее я уже слышала. И не слишком-то взволновалась.Не буду волноваться и сейчас. Домино не желает мне зла, у меня была массаповодов в этом убедиться. Просто нужно доверять нежно-абрикосовому созданию:доверять, несмотря ни на что. Положиться на него. А у того, кто думает иначе,могут возникнуть серьезные неприятности. И расцарапанное лицо – самое маленькоеиз зол.

– Однажды я слышал историю про господина Косулина.Какой-то тип… Кажется, гардеробщик в театре, вытащил у него из кармана янтарныечетки. Так этого гардеробщика через три дня нашли на городской свалке спроломленным черепом.

– Удивительно, но я тоже знаю эту историю. Тольковместо гардеробщика там фигурировал швейцар, а вместо янтарных четок –перламутровые. И нашли его не на городской свалке, а…

– А? – Мафиози даже подался вперед, чтобы лучшерасслышать мою версию.

– А в окрестностях яхт-клуба на Крестовском. В сарае,где хранятся лодки.

Сам Домино не придумал бы истории заковыристей!..

– Но голова-то была проломлена? – поинтересовалсястарик.

– Еще как проломлена!..

Мой мучитель недоверчиво хмыкнул, за ним хмыкнула и я, апотом мы, не сговариваясь, расхохотались.

– А ведь четки – не машина, – сквозь смех произнесон.

– Не машина, точно, – сквозь смех произнесла я.

– Если бы у него угнали машину… Это был бы конец света.Для того, кто угнал.

– Наверное. – Мне потребовались нечеловеческиеусилия, чтобы удержать улыбку на губах. А она так и норовила сбежать, какшкольник с последнего урока, – моя улыбка.

Он отпустил меня внезапно. Еще более внезапно, чем схватилза плечо пять минут назад. Будь я прежней (той, которая была знакома мне допоследней пломбы во рту) – или будущей (той, которую я не знала совершенно), ябросилась бы к выходу, включив третью космическую скорость. Но я была настоящейи слепо верила голому коту, запертому у меня в квартире на Петроградке. Я быланастоящей – потому и осталась сидеть на диване.

Вместо меня встал старик. Он прошелся по комнате,остановился возле двери и повернулся ко мне, скрестив руки на груди.

– Ты ведь угнала этот джип, так? – спросил он. Ямолчала.

– Можешь не отвечать. Ты угнала его.

На что похожи мои мысли? На сухие горошины. На сухойвиноград, а попросту – изюм. На раскатившиеся бусины четок – то ли янтарных, толи перламутровых: насчет владельца Х-пятого и клиента «Красных рыбок» посовместительству – мне сказали правду, тут двух мнений быть не может.Разночтения начнутся, когда встанет вопрос о сумме. Вдруг случится чудо и онине позвонят владельцу, а, как самые последние шакалы, потребуют у меня денег –за молчание. И это не худший вариант. Совсем не худший… И как бы дело и впрямьне закончилось лодочным сараем. Или городской свалкой.

– Зачем же ты приехала сюда?

Это слишком невероятно, чтобы быть просто совпадением. Делоне в бэхе и ее хозяине. Дело в самих «Красных рыбках». Я приехала сюда… потомучто не могла не приехать. Но рассказывать про кота и про то, как я узнала обэтом чертовом автосервисе… и о непреодолимом влечении к тачкам… и еще о том… Дамало ли о чем можно было рассказать! Но не этим шакалам.

Не этим.

– Ты ведь приехала сюда не просто так?

– А что это вы мне «тыкаете»? -

нет, определенно, я (настоящая) нравлюсь себе все больше ибольше. Ни один корректор, ни один изобретатель запонок не мог бы похвалитьсятаким самообладанием.

– Потому что тебя зовут Элина. И что-то там еще, нетакое существенное. Я прав?

Я ожидала чего угодно, но только не этого.

Офигеть, подумала Элина.

Пресвятая Богородица, подумала блаженная Августа.

Perder el juicio[9], подумала Магдалена,блистательная, как колумбийская река с одноименным названием.

Надо же, херня какая, подумала Флоранс, цветочек Флоранс.

Кыш отсюда, овцы!..

– Несущественное, вы правы. Лучше вам звать меня Ёлкой.

Старик (глава мафиозного клана, гангстер, бутлегер) смотритна меня как на только что обретенное сокровище. И в этом взгляде слишком многоличного, давно прожитого, но не пережитого.

– Ёлка. Ему бы понравилось.

– Кому?

– Твоему отцу.

Я не совсем понимаю, о чем говорит мне старик, и искренненадеюсь, что осмысление придет потом.

– Вы знали моего отца?

– Он был моим лучшим другом.

– А мою мать? Вы и ее знали?

– Она была настоящей сукой. Ничего, что я так говорю оней?

– Ничего.

– Она, конечно, жива…

– Жива, что ей сделается.

– И ты на нее не похожа.

– Не похожа, нет.

Я не похожа на мусика ни в одной черте, какое счастье!

– Когда ты пришла сюда… Я сразу понял, что это ты.Потому что ты – вылитый он.

– Отец?

–Да.

– У меня нет ни одной его фотографии. Хотя я живу в егоквартире.

– Я знаю.

– Зато я не знаю вас.

– Я все расскажу тебе… Позже. Я все объясню. И тыобъяснишь мне, как попала сюда. И почему. А теперь скажи… Просто скажи. Ты ведьугнала эту тачку?