Раэм затряс головой.

– Я не понимаю! Просто не могу понять! Неужели это и в самом деле так важно для тебя? Почему ты просто не можешь удовольствоваться тем, что я готов тебе дать?

– Чем, Раэм?

– Всем, кроме этой проклятой свободы! Я готов дать тебе все что угодно, выполнить любую прихоть, но только не это! – затряс он жену за плечи.

– А ты готов опять довольствоваться лишь моим телом, без души? Потому что если ты опять посадишь меня в клетку, моя душа умрет рано или поздно!

– А-а-а-а-а-а-а! – закричал Раэм, подняв лицо к небу. – Ну почему?!!! – кричал он звездам Дараисса.

Он отпустил Карибу и сам бросился в ледяной ручей, лег на дно и погрузился с головой в обжигающе холодную воду. Горящая голова отзывалась пульсирующей болью. Как же ему быть? Собственник яростно требовал вернуть все, как было, наплевав на последствия. Рано или поздно его жена смирится. Научится жить, как живут другие. Она принадлежит ему, она его собственность, часть его самого. Он без нее не может жить, и поэтому даже инстинкт самосохранения требовал держать ее как можно ближе, пусть даже и в плену.

Но другая его часть, ранее ему самому не знакомая, отчаянно требовала от него сделать Карибу счастливой. Причем сделать это, несмотря ни на что, наплевав на собственные желания и даже отринув древние инстинкты. И если для этого нужно было дать ей свободу – пусть так. Даже если он умрет от тоски в ожидании, когда она сама решит к нему вернуться.

Легкие стали гореть от недостатка кислорода, и Раэм сел в ручье, делая судорожный вдох. Он не готов принимать сейчас решения. Он даже не готов думать об этом всем прямо сейчас. Они вернутся домой и там уже спокойно смогут к чему-нибудь прийти. Неожиданная вспышка озарила его мозг.

– Кариба, ты сказала, что память тебе вернул Кавиану? Я не ослышался? – вскочил Раэм.

Жена мылась в ручье рядом с ним.

– Да, он несколько раз приходил ко мне.

– Что он хотел? Он что-то предлагал тебе? – насторожился мужчина.

– Да. Свободу. Предлагал освободить меня от брака с тобой. – Кариба, не глядя на него, вышла на берег.

Он почувствовал, как сердце быстро превращается в кусок льда.

– Ты согласилась? – голос вдруг стал скрипучим.

– Я сказала, что подумаю. А затем он поведал мне занимательную историю о том, как склонил к самоубийству моего отца, что и привело к моему бегству. Потом, как надоумил Муррано стать властелином Дараисса с помощью женитьбы на мне, когда тебе удалось вернуть меня назад. А потом вернул мне память в надежде, видимо, что я своей вновь проснувшейся ненавистью сделаю твою жизнь адом. Скажи, за что этот Темный бог так тебя на самом деле невзлюбил? Ну, я понимаю, что он воплощение хаоса, а ты стал тем, кто навел в Дараиссе порядок, но ведь это же не причина так тебя ненавидеть. Что такого есть в твоем прошлом, что так зацепило этого капризного бога?

– Я не знаю этого, Кариба, – ответил Раэм, сжимая руку с руной Темного бога. – На самом деле не знаю. Мысли Кавиану не поддаются логическому осмыслению. Он и есть сам хаос, и логически его не разгадать. Светлые потому и заточили его, что никогда нельзя было предсказать, каким будет его следующий шаг. Его можно было бы сравнить со шкодливым и непредсказуемым ребенком, ищущим новых игр от скуки, если бы эти игры не стоили жизней тысяч и тысяч живых существ.

Он выбрался из холодной воды и тяжело вздохнул, наблюдая, как жена натянула платье, скрывая от него столь желанную наготу.

– Пойдем, любимая. Нам нужно вернуться к костру, – протянул руку Раэм.

Неожиданно она сделала шаг назад в сторону мрачного входа в Запретные пещеры.

– Я должна выполнить то, что пообещала мантикорам. Прости, но я не уйду, пока не сделаю это.

Мгновенная ярость опалила все внутренности дракона, сжимая их в тугой узел.

– Что ты хочешь этим сказать? – прошипел Раэм, уже буквально задыхаясь от злости.

– Я войду в Запретные пещеры и постараюсь найти там возможность сделать мантикоров свободной расой.

– Какое тебе дело до судьбы этих жалких полу-животных? – скрипнул зубами Раэм.

– Они вымирают от голода из-за того, что привязаны к этим землям магией.

– Кариба! Дараисс – жестокий мир, и здесь все время кто-нибудь умирает!

– Раэм, пойми! Речь идет о целой расе! Неужели я могу остаться в стороне и даже не попытаться помочь? Тем более если мне это ничего не стоит, – Кариба продолжала пятиться в сторону входа.

– Немедленно остановись! – рявкнул он. – Ты не можешь знать – вдруг внутри смертельная опасность! Ты не посмеешь снова так поступить со мной!

– Раэм, я вернусь, обещаю! Пожалуйста, ты должен поверить мне! Я не смогу спокойно жить, если не попробую.

Ярость затопила сознание Раэма, сжигая все, как сухую траву, но вдруг она отхлынула, и дракон шевельнулся, впервые в жизни требуя спокойствия от человека. Что ж, если его жена хочет пойти в эти проклятые пещеры, он пойдет за ней!

– Никуда ты не пойдешь одна! – он догнал несносную супругу и остановился перед входом.

Метка на его руке стала медленно греться, причиняя нарастающую с каждым шагом боль. Кариба сделала очередное движение и ступила под своды пещеры, и в этот миг его отшвырнуло назад, скрутив тело судорогой.

– О, боже, Раэм! – метнулась к нему жена. – Что с тобой?

– Похоже, я не могу туда войти, Кариба, – прохрипел он горевшим, как от ожога, горлом. – Придется нам вернуться.

– Но я-то свободно вошла. Я могу посмотреть, что там, и вернуться.

– НЕТ!!! Я приказываю тебе остаться! – попытался встать повелитель Дараисса.

Но, видимо, магия, не пускающая его внутрь, отнимала и его силы.

– Я зашла так далеко и не хочу останавливаться, – упрямо пошла к входу Кариба.

– Клянусь, если ты войдешь туда, я запру тебя и буду держать в настоящей клетке целую вечность! – заорал в отчаянии Раэм.

– Ну, думаю, что ты это сделаешь в любом случае. Ведь ты не веришь в меня, – на глазах его супруги сверкнули слезы, когда она в последний раз к нему обернулась. – Что же, как вернусь, можешь делать, что хочешь, а в ответ буду поступать, как считаю нужным.

И Кариба исчезла в темноте.

– Ка-а-ар-р-ри-и-иба-а-а! – орал Раэм, снова и снова бросаясь на невидимый барьер.

Первые шаги Кариба сделала в полной темноте, даже частичная трансформация не помогла – видно ничего не было. К тому же сдерживаемые слезы все же прорвались, они просто катились по щекам и сжимали горло как тисками. Почему так? Неужели Раэм никогда не сможет относиться к ней как к равной, а не как слабоумной, нуждающейся в постоянном помыкании? Почему считается, что то, что мужчины рискуют собой в битвах и даже каждодневных делах, женщины должны принимать как данность? А сами женщины должны вести жизнь, ограниченную лишь тем пространством, которое определяет для нее мужчина. И все изменения, которые случаются в жизни женщины, – это смена контроля одного мужчины другим. Сначала отец, потом муж. А если погибнет муж, то только один выход – выйти замуж опять. Но почему? Принято считать, что мужчины защищают и оберегают женщин, заботятся о них. Но разве женщины действительно настолько нуждаются в защите? От кого? От самих же мужчин? И разве нормальная женщина действительно не в состоянии позаботиться о своих потребностях? Или просто мужчинам выгодно, чтобы женщины были неумелы и беззащитны, не способны сами принимать решения? Но почему? Разве они не хотят иметь рядом сильных и достойных подруг, готовых стать поддержкой в трудную минуту, дать разумный совет, бороться с проблемами? Разве лучше лицезреть безвольные хрупкие цветки, просто выполняющие все, что им говорят? Такую жену хочет Раэм? В такое создание желает он ее превратить? Ведь раньше он так и относился к женщинам. Кариба вспомнила лица из прошлого. Тех женщин, что они встречали, посещая замки вассалов ее супруга. Их жадные, покорные взгляды, устремленные на него. Его бывшие любовницы. Неужели всех этих женщин устраивало то, как он с ними обращался? Они принимали это как данность. Приходили в его жизнь, когда он желал, и уходили, когда его желание угасало. Ни споров, ни возражений, только выражение немого счастья и желания повторить, когда они смотрели на ее мужа. Почему она не такая? Почему же то неистовое желание, что она испытывает к Раэму, не лишает ее желания быть свободной, равной и не просто угождать, когда он прикажет? И сможет ли он хоть как-то измениться? Сделать хоть крошечный шаг к ней навстречу, а не гордо шествовать впереди, будучи твердо уверенным, что она всегда последует за ним? Она поклялась себе, что не убежит больше от него, но сможет ли она и в самом деле выжить в тех условиях, что предлагает ее муж? И кто виноват, что она не такая, как все? Отец, позволявший ей быть такой, какой она хотела, или она сразу и родилась другой?