дерзость. Привычка всегда сохранять лицо взяла своё – когда царица обернулась, она держалась с обычным непроницаемым достоинством.

– Господин царевич, нельзя же так! Нельзя! – причитали служанки.

– Пошли прочь! – рявкнул Ренэф, даже не глядя на них, и шагнул в комнату.

– Что ты себе позволяешь? – холодно поинтересовалась Амахисат, откидываясь на спинку кресла. – Врываться в мои покои вот так. Приказывать моим слугам. Ты забываешься, царевич Ренэф Эмхет.

Она посмотрела на служанок, ободряюще кивнула им и жестом попросила уйти. Женщины тихо с поклонами удалились, притворив покосившуюся от удара дверь. Двери во дворце делали на совесть – это как же он в неё ударил?..

– Объяснись, – спокойно потребовала она.

– Нет, это ты должна объяснить мне!

От его взгляда, полыхавшего яростью, даже ей сделалось не по себе.

– Ты и правда забываешь своё место, – Амахисат позволила себе чуть повысить голос. – Или ты одичал в военном походе? Выйди и зайди, как подобает. И тогда я, возможно, поговорю с тобой.

Но он даже не шелохнулся, только кулаки сжимались и разжимались, да хвост хлестал по ногам. Амахисат отвернулась к столу и открыла ларец, сделав вид, что перебрать украшения сейчас было самым важным делом на свете.

Ренэф всегда был упрям. Сгибать его ей не нравилось. Она предпочла бы, чтобы власть её оставалась скрытой, без прямого противостояния. Но слишком многое изменилось с этим военным походом… И всё же противостоять ей до конца он не решился.

– Почему ты так поступила? – глухо спросил царевич наконец. – Если б он не пришёл за мной, не учёл всю мою самонадеянность… я бы не вернулся. Издох бы там же, в холмах под Леддной. Или попал в рабство.

Амахисат вздохнула. Вся жизнь у власти так или иначе строилась на компромиссах. Он не послушался, но хотя бы отступил – давление можно было чуть ослабить.

– Ренэф, ты просил меня не вмешиваться, не унижать тебя, – мягко ответила она, снова поворачиваясь к нему. – Отчего же сейчас ты пришёл унизить Нэбвена, просить за него, когда он хотел ответить за свои поступки сам?

Гнев в его глазах не схлынул, но теперь в них была и растерянность. Да, она хорошо знала своего сына – всё ещё знала.

– Я смягчила наказание, как только могла. Но оставить угрозу твоей жизни без ответа – этого мы не можем себе позволить. Ты, как царевич, должен понимать это. Ты, просивший для себя жестокого приговора.

Ренэф покачал головой.

– Меня не подвергли позору. А его, всю жизнь отдавшего службе Империи… отдавшего мне всё, что от этой жизни оставалось… Он должен был вернуться домой с почестями!

– Да, воинам в отставке полагаются щедрые выплаты из казны. Это не такая большая цена за сохранение чести рода и памяти о его свершениях. Род Меннту не бедствует. Не беспокойся так.

– Дело не в этом! Военачальников, героически прошедших не одно сражение, не лишают звания и привилегий. Так ведь… нельзя.

– Хочешь почтить его – закажи ему стелу, – спокойно сказала Амахисат. – Вели выбить на ней, что сочтёшь нужным.

– Уж будь уверена, так и сделаю, – оскалился царевич.

– Итак, как видишь, всё справедливо. И когда твой гнев уляжется, ты сумеешь это разглядеть. А теперь – не хочешь ли извиниться передо мной за непочтительность?

Он помедлил, потом чуть поклонился:

– Нет, не хочу.

С этими словами царевич ушёл. Амахисат не стала унижать себя и кричать ему что-то в спину, только потрясённо посмотрела вслед.

Это было слишком… слишком после всего. Когда дверь захлопнулась, царица устало спрятала лицо в ладонях.

* * *

– Что там сегодня происходит? – спросил он, поднимая взгляд от записей, которые изучал.

– Царевна вернулась в столицу, господин, – отозвался Ануират.

– Хорошо… Как раз вовремя.

Хэфер вздохнул, бросил взгляд на свой отложенный шлем… и тут же отринул эту мысль.

Увидеть сестру, хотя бы издалека, он очень хотел. Но рисковать было нельзя. Царевич определил для себя строго ограниченное число ночных вылазок, и прогулка по тёмным садам под окнами Анирет в них не входила.

Делать то, что необходимо. Не рисковать лишний раз. Обходиться только вестями. Время для радостных встреч придёт после… когда-нибудь.

Хэфер посмотрел на тонкую косу, обвивавшую его запястье, едва проглядывавшую из-под наруча. Серебряно-золотистая прядь… всё, что осталось. Сколько раз он составлял про себя первое послание для неё, сколько всего хотел сказать… и ничто не было достойно запечатления. Слова меркли, не родившись. Разве лист бумажного тростника передаст всё, что на сердце?

Царевич заставил себя сосредоточиться на деле. Обуздывать пламя, направлять его так, как до́лжно, – это требовало сосредоточения всей его сути, если он, конечно, хотел остаться собой. Слабость была так же непозволительна, как и лишний риск…

Нет, не слабость. В ней была его сила. Он знал, что́ защищал… кого защищал. И это было даже важнее, чем восстановить справедливость. Если он потерпит неудачу – всё зря.

– План поместья?

– Уже доставили, господин, – Ануират почтительно передал ему свиток.

Что ж, по крайней мере, ему было, чем заняться. Удар выйдет тем точнее, чем лучше он всё просчитает. Времени достаточно – не гневить же Богов на поворотной точке года, когда потоки энергий приходят в мощное движение, перестраиваясь в новую форму в преддверии следующего цикла.

А когда пройдут дни основных ритуалов, он будет готов.

* * *

Им так о многом нужно было поговорить, так многое обсудить! Но говорить гость храма пока был совсем не настроен и противился всякому шагу навстречу. А ведь он проявил себя доброжелательным и радушным хозяином, разделил с бывшим бальзамировщиком свой дом и готов был разделить все свои тайны – со временем.

Главное – Перкау осознавал их общую цель. Вроде бы. Привыкнет. Увидит, как всё обстоит на самом деле.

Покидать святилище Колдун не боялся – жрец никуда не денется. Если попробует выйти, ша проследят за ним, напомнят, куда заходить не стоит.

А вот наведаться в поместье имело смысл, посмотреть, не оставила ли царица знак, что хочет встречи. Разлив Разливом, но события сейчас происходили стремительно, и упускать что-то было бы неразумно.

– Наша госпожа изволила проявить беспокойство и нетерпение, что на неё совсем не похоже, – чинно сообщил ему Керах, как только Колдун прибыл. – Искала тебя. Велела передать, что Владыка вернулся… вот уж два дня как.

– Ну так не будем откладывать – отошли гонца во дворец.

Пока Колдун ждал, подали ужин. Всё как положено – с изысканным вином, одним из самых его любимых сортов. Вот только насладиться не получалось, слишком уж сильно́ было переполнявшее его волнение.

Владыка вернулся, а значит!.. Мысль была настолько чудесна, что даже лишний раз думать