и об Императоре, благодаря которому её жизнь и жизнь её нерождённого пока ребёнка вообще стала возможной на новом витке.

Восход Звезды Разлива был ярким, торжествующим. Впервые оказавшись в священную ночь вдали от близких, вдали от своей привычной жизни, они с Сехиром праздновали начало нового цикла, старательно развеивая друг у друга печальные мысли. Самым жизнерадостным в их маленькой компании был, конечно, щенок. Вот уж кому даже скромный праздник пришёлся по душе, тем более что перепадало больше вкусного.

Тэра жалела, что руки ещё не зажили, что она не могла порадовать своего верного друга музыкой. Что ж, по крайней мере, ничто не мешало им распевать на два голоса традиционные песни. А сыграть для него она ещё успеет.

Жрица предлагала Сехиру присоединиться к гуляниям в Тамере, но Ануират наотрез отказался. «Я ж дикий провинциальный вояка, – смеялся он. – Куда мне одному! Зато впереди у нас немало Разливов – нагуляемся ещё вместе. Вот увидишь».

И Тэра знала – так и будет…

Золотой рассвет застал их там же, под сикоморами. Щенок, притомившийся от беготни по саду, дремал, привалившись тёплым боком к хозяйке. Сехир, казалось, не устал вовсе, даром что всю ночь травил байки и пил за двоих – жрица ограничивала себя в вине, мешала с водой.

Странный звук заставил их обоих вскинуть голову, посмотреть в небо, в столь ранний час ещё не успевшее окраситься глубокой лазурью.

Над раскидистыми кронами сикомор, прямо над ними, кружил одинокий сокол. И в его кличе Тэре слышалась тоска.

* * *

Ласковый солнечный свет прокрадывался в древнее святилище, и тени уходили глубже, клубясь, перешёптываясь о таинствах минувшей ночи.

Амахисат сидела, приникнув спиной к согретой каменной стене близ затухающей жаровни, и устало смотрела на небо в просвете пещеры, ориентированном на восток.

Тихо, с лёгкой хрипотцой царица напевала древнюю колыбельную, едва осознавая, что делает.

«Бегите прочь, приходящие во тьме, крадущиеся в тенях

Те, чьи лики на спине,

Кто потеряет то, зачем пришёл.

Вы пришли поцеловать его – я не позволю вам.

Вы пришли упокоить его – я не позволю вам.

Вы пришли навредить ему – я не допущу.

Вы пришли забрать его – я не отдам.

Соткала я заклинание из мёда и горьких трав:

Сладок божественный мёд для живых –

Гибелен для крадущихся во тьме.

Кинжал из кости зажат в моей руке –

Бегите прочь, ибо не минуете меня…»[6]

В её голосе не было прежней ритуальной силы, и он, казалось, звучал так слабо под низкими сводами. По её щекам текли слёзы, но и это она едва осознавала. Её ладонь ласково скользила по поседевшим до белизны волосам, которые она не видела иными, по сильным плечам, по груди, едва вздымающейся от дыхания. Секенэф, измождённый, забылся мертвенным сном у неё на коленях.

Обессиленный, уязвимый, он словно ускользал всё дальше…

«Сердце моё плачет о тебе,

Взор мой ищет тебя во всех пределах,

Голос мой достигает небес,

Не покинь меня, возлюбленный…»

Поняв, что слова Плача Аусетаар сами сорвались с её губ, Амахисат замолчала. Дурной знак.

Она испуганно прислушалась. Нет, не показалось – он дышал, и сердце билось под ладонью, пусть и едва.

Амахисат знала, что этот разлив будет щедрым, полноводным, что в наступающий год народ Обеих Земель будет благоденствовать. Цена была уплачена, а Боги по-прежнему благоволили им.

Но ещё никогда царице не было так страшно, потому что сейчас Владыка был слишком близок к смерти, словно отдал гораздо больше себя, чем должен был.

Так не должно быть! Ещё много лет ждало его впереди, тогда почему же?..

«Вы пришли навредить ему – я не допущу, вы пришли забрать его – я не отдам…» – пропела царица срывающимся полушёпотом.

Поправив согревавшие их покрывала, она скрестила руки в защищающем объятии, склонилась к Секенэфу, делясь угасающими искрами своей Силы сквозь собственное дыхание.

В звенящей тишине никто не тревожил их уединение, и вся привычная жизнь бурлила где-то несоизмеримо далеко. Никто не должен был видеть их такими открытыми. Никто не придёт помочь.

Спустя время неумолимо долгое, когда и голос уже подвёл, иссяк, веки мужчины дрогнули. Но золото его глаз так потускнело, что руки Амахисат на его плечах невольно сжались сильнее.

Ритуал Разлива ослаблял его и прежде, но ещё никогда – настолько.

Встретив её взгляд, Секенэф тепло улыбнулся.

– Спасибо… что ты со мной… – проговорил он чуть слышно, коснувшись её щеки, и бессильно уронил руку.

Царица поняла, что просто не в силах облечься в привычный доспех бесстрастности.

– Слава Богам, – выдохнула она, беспорядочно целуя его лицо пересохшими губами.

Амахисат переместила ладонь так, чтобы чувствовать биение его сердца, понемногу возвращающееся к привычному ритму.

Медленно. Всё ещё слишком медленно!

– Тебе нужно поесть. Подкрепить силы, заземлиться после ритуала. Что-то пошло не так…

– Не твоя вина, – мягко возразил Секенэф, накрыв её руку своей ладонью. – Всё получилось… как до́лжно.

– Почему? – её голос предательски дрогнул. – Почему так много твоей жизни ушло в этот раз?..

Он не ответил – только нежно перехватил её ладонь и прижал к губам. И время текло всё так же неумолимо медленно, и она не знала, как быть дальше, если вдруг…

Спустя долгую паузу Секенэф сказал:

– Завтра мы вместе поднимемся на праздничную ладью. Как и каждый год. Народ ждёт благословений царской четы.

– Ты сможешь?

– Разве я дал повод усомниться в моей силе? – его слабая улыбка стала чуть лукавой, хотя Амахисат было не до шуток. – Проделаем положенный путь от первых порогов до самых заводей дельты. Но сегодня… просто побудь со мной ещё немного, моя Золотая Богиня. Мне это нужно.

Царица обняла его, со вздохом качая головой. Тревога кольцами кобры обвила её нутро, и даже нежность супруга – столь редкая! – не смогла ослабить эту хватку.

Она боялась за Секенэфа.

И знала, что была виновата.

Глава 34

Разлив Великой Реки

С рассветом закончились первые праздничные ритуалы в храме Ваэссира и в святилищах других Богов. Храмовые врата гостеприимно распахнулись для всех, кто хотел почтить высочайших покровителей Обеих Земель и их народа. И главное – статуи, обычно сокрытые от глаз непосвящённых в самом сердце святилищ, а ныне одухотворённые божественным присутствием, совершали своё праздничное путешествие по благословенной Таур-Дуат. Под торжественные песнопения и мелодичный серебристый перезвон систров жрецы несли священные барки