— После того как мы отвезем Егора, поедем к Кондрашову, — тихо, чтобы не разбудить сына, проговорил Никита.

— Как скажешь, — равнодушно пожала я плечами.

Не знаю, почему я так долго вожусь с этим семейством, почему позволяю себе отходить от давно принятых мною правил? Раньше я никогда не привозила своих клиентов к тете Миле. Может, это из-за того, что у меня никогда не было таких маленьких клиентов? Но тогда при чем здесь его отец?

Ладно тебе, Женя, не стоит себе лгать. Ты прекрасно понимаешь, почему везешь Егора к тете, почему не хочешь оставлять Никиту одного, хотя по большому счету тебе платят только за охрану мальчика.

Тетя нас ждала, она даже дверь открыла и вышла навстречу, услышав шум машины.

— Женя, что-нибудь страшное случилось? — встревоженно спросила тетя.

— Да нет, на самом деле могло быть все гораздо хуже, — успокоила я ее.

— Давайте малыша, — тетя протянула руки к Егору.

Никита бережно передал ей свое сокровище. Он с такой заботой и нежностью посмотрел на сына, что я даже позавидовала Егорке — у меня таких теплых отношений с отцом не было, нет и, наверное, уже никогда не будет.

— Мы не очень долго, — тихо сказал Никита. — Когда Егор проснется, скажите ему, что я скоро приеду и мы отправимся в сказочное путешествие.

— Да, конечно, я все ему передам, — пообещала тетя.

Егора уложили на мою кровать. Никита еще несколько минут постоял возле сына. Потом сказал:

— Поехали, Женя, нам пора.

Никита произнес это не столько для меня, сколько для себя. Панкратов знал, что я жду только его, сама-то я уже давно готова. Ничем не могу объяснить, почему Никита медлил.

На улице стояла глухая ночь, когда мы с Панкратовым вышли от тети Милы. Спал весь Тарасов. Спала, спрятавшись, даже самая последняя из бродячих собак, которую не принимают ни в одну стаю.

Далекая холодная луна поднялась над городом, улыбаясь зловещей улыбкой. Она как будто знала, что нас ожидает впереди, знала и смеялась над тем, что мы такие наивные и думаем, что все будет хорошо. Но на самом деле в жизни все далеко не так, как нам хочется. Будь я маленькой девочкой и папенькиной дочкой, то непременно испугалась бы зловещего лунного блеска. Но я в своей жизни повидала уже столько ужасов и пережила столько тяжелых ситуаций, что меня на лунный оскал не возьмешь. Я решительным движением открыла дверцу своего «насекомого» и бесшумно опустилась на водительское сиденье.

— Куда ехать? — поинтересовалась я у Панкратова, когда он уселся рядом.

— Иван живет не очень близко, — предупредил Никита.

— Так мы же не пешком пойдем, а бензина, думаю, нам хватит.

— Тогда поезжай к Птичьей горе, а там я покажу, куда дальше, — почему-то полушепотом проговорил Никита.

Я завела машину, и мы покатили. Вообще-то я люблю ездить по ночному Тарасову, но сегодня поездка меня не вдохновляла.

— Никита, может, это не мое дело, но ты должен, просто обязан сказать мне, что собираешься сделать с Кондрашовым.

— Женя, ты же сама сказала, что это не твое дело, так что не лезь. Если честно, то я не совсем понимаю, зачем я согласился, чтобы ты поехала со мной.

— Не надо, Панкратов! Не надо говорить мне, что ты погорячился, позвав меня с собой. Ты прекрасно знаешь, что я тебе нужна, чтобы не наделать глупостей. Тебя предал друг, человек, которому ты доверял. И дело здесь вовсе не в деньгах, а в человеческих отношениях, в которых ты в последнее время все больше и больше разочаровываешься. Ты сейчас готов разнести весь белый свет, и единственный человек, который мешает тебе это сделать, — Егор.

Сама не знаю, откуда у меня вдруг появилось такое тонкое знание человеческой психологии, откуда взялось мастерство красноречия, вроде с Цицероном в родстве не состою, но мои слова подействовали на Никиту благотворно.

— Ты права, Женя. Черт побери, ты снова права. И меня, если честно, это начинает уже бесить. Каждое твое слово попадает точно в цель. Нельзя быть одновременно такой красивой и такой умной. Это уже чересчур получается. А если еще прибавить и то, что ты прекрасно дерешься и сама можешь за себя постоять, и не только за себя… В общем, получается, что мужчине рядом с тобой просто нечего делать. Ничего удивительного нет в том, что ты одна.

— Но тем не менее мои достоинства не помешали тебе на мне жениться, — парировала я.

— Да разве это женитьба? Ты же сама не воспринимаешь всерьез наш с тобой брак, сама говоришь, что он — всего лишь вынужденная мера.

— Можно подумать, что ты…

Я осеклась на полуслове, поняв, что теряю контроль над ситуацией. Еще немного, и я скажу Панкратову все, что у меня на душе. Скажу, что на самом деле очень хочу сделать наш брак настоящим, скажу, что согласна уехать с ним к черту на кулички при единственном условии — что тетя Мила поедет с нами… Может, даже соглашусь подарить Егорке братика или сестренку… Но я не должна ничего такого говорить. Я должна держать свои чувства в железном кулаке. Я помогу Никите и Егору уехать из страны, но на этом наши отношения закончатся, потому что по-другому просто не должно быть.

— Если честно, Женя, то я не совсем понимаю, зачем еду к Ивану. Не могу найти своему поступку разумное объяснение, но я должен это сделать. Хочу просто посмотреть ему в глаза, хочу сказать, какая же он сволочь.

— Никита, скажи, только честно, ты ничего большего делать не собираешься? Оружия у тебя нет?

— А ты еще, оказывается, и женщина-рентген, — печально улыбнулся Никита. — Да, у меня есть пистолет. Не знаю, зачем я его взял, но если бы тебя рядом со мной не было, то…

— Отдай его лучше мне, — попросила я. — У меня ему надежнее будет, хотя бы случайно не выстрелит уж точно. В любом случае с пистолетом к Кондрашову я тебя не пущу.

— Скажи, а почему я должен тебя слушать? — с вызовом спросил Никита.

— Потому что ты сейчас в отчаянии и можешь наделать кучу всяких глупостей, о которых пожалеешь в тот же момент, но будет уже поздно. Хочу тебя предупредить, что если я согласилась на время стать твоей женой, то это еще не значит, что буду опекуном твоего сына до конца жизни, если ты, уважаемый Никита Андреевич, сейчас натворишь дел, за которые загремишь по полной программе.

Никита ничего не ответил, он вытащил из-за спины пистолет и положил мне на колени.

— Вот и правильно, — кивнула я. — Не стоит Кондрашов таких жертв.

— Здесь сверни направо, — попросил Никита.

Я молча повиновалась.

С высоты Птичьей горы Тарасов выглядел необычайно красивым. Я невольно заинтересовалась открывшейся моему взору картиной. А Волга, величественная река, на берегу которой раскинулся наш город, была еще прекраснее. Даже зловещая луна глядела на Волгу-матушку не таким страшным взором, которым она одарила нас с Никитой, когда мы вышли от тети Милы.