– На траву? Чтобы наши руки и ноги переплелись?

– Я буду не виноват, если запутаюсь в вашем плаще.

– Вы правы. Но при этом можно пораниться.

– А-а-а, но если я сделаю так… – Джо поднял ее в воздух, потом медленно опустился на колени и положил ее на траву, – никакой опасности не будет. А поскольку вы меня почти любите, я не стану подвергать вас риску.

– И наши руки нам не помешают.

– И ноги не переплетутся. – По его лицу было видно, что он представляет себе, как его руки путаются в ее волосах, обвиваются вокруг ее тела, ног, ложатся на… грудь.

Но даже если он и не представлял ничего такого, Оливия сделала это сама. Ей нужно было встать, но…

– Я никогда так не наслаждалась танцем, Джо. И да, я еще люблю вас.

Пока он целовал ее, музыкальная шкатулка умолкла.

– Никуда не уходите, – улыбаясь, произнес Джо и встал.

– Можно подумать, я могу. – Как неприлично признаваться вслух, что у вас ослабели колени.

Но Оливии казалось, ему она может сказать все, что угодно, потому что он ее друг. Больше чем возлюбленный, больше чем возможный любовник и даже муж. Джо Стетон был для нее родственной душой.

Он подошел к камню и снова завел музыкальную шкатулку.

Если сердце Оливии не растаяло окончательно, пока она смотрела, как он идет назад – такой сильный, такой мужественный, то только потому, что она впала в глубокую кому. Она надеялась, что снова будет лежать в его объятиях и поцелуи продолжатся. Но нет. Вместо этого Джо встал перед ней на одно колено, сунул руку в карман и достал маленькую коробочку. В лунном свете белый бархат мягко отливал жемчугом.

– Оливия Кейвил Шоу, вы – свет моего сердца. Вы будете моей женой?

Он открыл коробочку, и изысканное, нежное кольцо блеснуло, будто подмигивая ей.

Нет, не сейчас! Не так скоро!

Оливия хотела этого, хотела отчаянно. Но на этот раз она поклялась быть осторожной. Не такой, как с Генри. На этот раз ей хотелось, чтобы все шло медленно, логично. Чтобы ее рассудок был так же уверен в выборе, как и ее сердце.

Боль, которую она увидела в глазах Джо, поразила ее.

Если бы только призрак действительно существовал, он вылетел бы из рощи и умчал ее прочь.

Оливия смотрела на него молча широко раскрытыми, немигающими глазами.

Он поторопился, и теперь она отвергнет его, возьмет сына и вернется в Лондон. Почему он не подождал, пока не будет уверен?

Да нет! Он был уверен!

И ждал, что она моргнет, улыбнется и скажет «да».

– Я хочу сказать «да», Джо. Вы знаете, что хочу.

Кем он был, если не худшим из невежд. Он заставил ее плакать. Этого Джо совсем не хотел, но Оливия села, и по ее щекам потекли слезы.

– Оливия, простите меня. Я поторопился.

– Никто другой… – она всхлипнула, – так бы не подумал. Дело во мне. Я все испортила, и… и вы больше не будете называть меня «дорогая»?

– Конечно, буду. А теперь идите ко мне и расскажите, что вы чувствуете, что вас так тревожит.

Она подвинулась ближе. Джо обнял ее и стал гладить по спине. Оливия смахнула слезы рукавом.

– Я чувствую себя такой глупой.

– Но у вас нет причин для этого.

– Разве? Какая женщина, любя мужчину так отчаянно, как я люблю вас, откажется принять его предложение?

– А вы отказываетесь? – Джо произнес эти слова так, словно они ранили ему горло сильнее, чем тупая бритва. Хотя он до последней секунды молился, чтобы она этого не сделала.

Оливия покачала головой, ломая руки, лежавшие у нее на коленях. Он схватил обе ее руки, поднес их к губам и стал целовать пальцы.

– Моя дорогая, я люблю вас. Вы можете говорить мне все, что угодно, но это не изменится. Никогда.

– Единственное, что я хочу сказать, – это «да, давайте сегодня же убежим в Гретна Грин и утром вернемся мужем и женой». – На этот раз она вытерла слезы его рукавом. – Но мое сердце и мой разум не едины в этом.

– Это можно понять. – И Джо понимал.

Ему это не нравилось, но, если вспомнить, как обошелся с ней муж, все становилось понятным. Было бы глупо не признать, что Оливии следовало быть осторожной.

– Правда?

– Конечно. Вы должны быть уверены, что я не стану вести себя с вами, как ваш муж.

– Я уже поняла, что не станете. Но, Джо, как только Генри сделал предложение, я сказала «да»… сразу же. А потом… – Она отвела взгляд и крепко сжала в кулаке ткань юбки. – Потом он позаботился, чтобы я не могла изменить решения. Я была молодой и глупой, думала, что это очень романтично и что он просто слишком любит меня, чтобы дожидаться официальных клятв. Оглядываясь назад, я понимаю, каким он был и чего добивался.

– Дорогая, я хочу, чтобы вы знали: я не собирался соблазнять вас, даже если бы вы сказали «да».

– А я хочу, чтобы вы знали, что я не отказываю вам… Просто мне нужно время.

Джо похлопал по груди, где в кармане рубашки лежало убранное кольцо.

– В таком случае я буду носить его с собой, чтобы, когда вы скажете «да», я сразу же смог надеть его вам на палец.

– Надеюсь, я не причинила вам боль. Джо, я правда люблю вас.

– Вы сказали, что любите меня. Это не может причинить боль. – Однако отказ вызывал боль, и не слабую. – Как и то, что мы здесь в эту прекрасную звездную ночь. Мы можем говорить хоть до рассвета, если вы захотите. Если нет, вы можете пойти домой. Я постерегу овец один.

– Нет, я хочу остаться с вами.

– Хорошо, я рад. – Джо обнял ее, потом отпустил и лег на траву, глядя на звезды.

Правда ли, что им можно загадывать желания? Впрочем, молитвы были гораздо эффективней, поэтому он мысленно помолился.

Оливия легла рядом с ним.

– Вы поцелуете меня?

Он приподнялся на локте, заглянул ей в лицо и поцеловал в щеку.

– Но имейте в виду, я хочу большего. Это я пока оставлю при себе. Вы заслуживаете уважения, дорогая. Вы не получили его в прошлый раз, но теперь оно непременно у вас будет.

– Вы самый лучший из всех, кого я знаю.

– И даже лучше, чем вы думаете, потому что я прихватил с собой имбирный пряник.

– В самом деле? Вы мой герой.

Музыкальная шкатулка вновь замолчала, но Джо больше не стал ее заводить. Ветер, шелестевший в траве, свист крыльев совы, пролетавшей низко над ними, и блеяние овец – на тот момент им хватало и этой музыки.

Оливия сидела в конюшне и смотрела, как Джо учит Виктора бросать лассо на столбик.