– Я подумаю, – улыбнулась я, – но только после того, как ты познакомишь меня с тем человеком. Давай прямо сейчас?

– Сегодня не получится, – вздохнул Антон. – Есть у меня одно дело. А вот завтра – с дорогой душой. Да ты не переживай, – усмехнулся он, заметив, как я поскучнела, – никуда дед Константин не денется. Он уже лет сто живет на Орловском кладбище.

– Ну, тогда до завтра.

– Жду тебя в десять. До Орловки часа полтора езды, к обеду успеем.

Я покидала Антона с тяжелым сердцем. Мне казалось, что это от нетерпения – хотелось побыстрее поговорить с неведомым Константином – но все оказалось намного хуже.

Заснуть мне не удалось. Меня мучила мысль о необходимости решиться. Я знала, что должна это сделать, уже много часов. Именно тогда у меня возникло убеждение, которое прежде было лишь слвбой догадкой. Неудивительно, что с этой уверенностью, поселившейся у меня в голове, мне было не до сна.

Я вертелась на кровати всю ночь, прислушиваясь к каждому шороху, а под утро мне приснился кошмар. Механическая Мистресс Антона танцевала джигу с Лилибет, а потом они обе гонялись за мной по темному лабиринту.

Короче, проснулась я холодном поту и без вчерашней уверенности, что оно мне вообще надо.

– Хозяин у себя? – спросила я в десять ноль-ноль у сонной продавщицы, томящейся за прилавком антикварного магазина.

– Не знаю, – ответила она равнодушно, – я его не видела.

Исчерпывающий ответ. К счастью, девица оказалась настолько инертной, что ей и в голову не пришло остановить меня, когда я решительно прошла в заднюю комнату.

На стук никто не отозвался, но сегодня я была не в том настроении, чтобы вот так запросто уйти. Мысль о том, что Антон попросту кинул меня, даже не приходила мне в голову.

Я распахнула дверь.

В первую минуту мне показалось, что в комнате никого нет, но, едва взглянув на кушетку и заметив сплетенные в объятиях тела, я смущенно отвела глаза, решив, что застала бывшего босса в неподходящий момент.

Однако уже в следующий момент я вновь удивленно уставилась в ту сторону. По идее, Антон должен был вскочить и разразиться проклятиями, вполне справедливыми, учитывая то, что ввалилась я без стука.

Он молчал.

Уснул?

Я заставила себя вглядеться пристальнее. Рыжие пряди, разметавшиеся по кушетке, не оставляли сомнений: Антон развлекался не с живой женщиной, а с чудом средневековой техники. Он сам до отвращения походил в этот момент на восковую куклу, застывшую в самой двусмысленной позе. Такую композицию впору выставлять в назидание погрязшему в распутстве обществу, но мне было не до нравоучений, потому, что я уже поняла – Антон мертв.

Соблюдать осторожность уже не было смысла я, не скрываясь, обошла кушетку по кругу, стараясь унять нервную дрожь. Мне нужно было понять, что убило его.

И я это увидела.

Ноги и руки куклы намертво обхватили любовника. На теле Антона проступили синяки, что ясно говорило о том, что он отчаянно пытался освободиться. Выражение «задушить в объятиях» на моих глазах обретало буквальный смысл.

И, тем не менее, Антон умер не от этого. Я увидела кровь. Много крови. Обивка на треть пропиталась темным.

Мне не сразу удалось разглядеть стилет, который мощной пружиной вогнало в тело незадачливого любовника. Похоже, неаполитанские мастера умели охранять свою собственность. Так вот о каких тонкостях говорил вчера Антон! Он знал, либо подозревал о наличие чего-то подобного.

И все же рискнул!

О, мужчины! Ей-богу, как дети, в погоне за удовольствиями готовы пренебречь даже здравым смыслом. Так было всегда и так будет и не в моих силах это изменить.

Мою догадку подтвердила старая книга, лежащая на столе. Она была открыта на странице с подробным описанием механической любовницы. Я прочитала нужный раздел, узнала о скрытых кнопках, которыми нужно было воспользоваться, чтобы кукла разжала объятия. Очевидно, Антон не нашел такую кнопку и легкомысленно решил, что ее вовсе не существует.

О смертельном стилете в статье не было сказано ни слова.

Мне оставалось только уйти. Я ничем не могла ему помочь. Несчастный случай! Однако кое-что меня насторожило… Взглянув на комнату в последний раз, я заметила вчерашнюю картину, которую Антон небрежно задвинул в дальний угол. Желая в последний раз взглянуть на нее, я сделала шаг вперед.

Ветер из распахнутого окна шевельнул ткань, прикрывающую полотно, обнажив безобразные лохмотья, в которые превратился портрет.

Кто-то с яростью исполосовал картину ножом, буквально превратил ее в лапшу, пустил на ленточки. И это точно был не Антон Чвокин.

* * *

Резкий холодный воздух улицы после нескольких минут ходьбы прояснил мои мысли. В эту минуту я желала только одного – не думать. Потому что, начни я вспоминать о пережитом кошмаре, и еще до наступления вечера я окажусь в дурдоме. Одно я осознавала четко: кошмар не закончится сам по себе, силы, освобожденные по стечению обстоятельств, только вошли во вкус. Последствия этого непредсказуемы, но от того не менее ужасны. Их нужно остановить.

Беда в том, что на всем белом свете нет ни одного человека, способного поверить мне, выслушав эту историю. Просить о помощи тем более бессмысленно. Максимум, на что я могу рассчитывать – отдельное койко-место в ближайшей психушке.

Короче, оставалось только одно: ехать в Орловку. Уж как-нибудь отыщу там этого Константина, а сельское кладбище обнаружить и того проще. При мысли о кладбище я поежилась, припомнив недавнее посещение места упокоения в компании с Лилибет и Наташей. Утешала лишь надежда на то, что Лилибет не всесильна и не сможет добраться до поселка самостоятельно. Если честно, надежда была слабая, учитывая растерзанную картину.

Орловка располагалась всего в шестидесяти километрах от города, но мне показалось, что я попала на другую планету. Даже роскошные угодья охраняемого комплекса Сальниковского дома не шли ни в какое сравнение.

Разлитые вокруг тишина и спокойствие завораживали. Хотелось говорить шепотом, чтобы не потревожить это дремлющее под весенними лучами царство. За разноцветным штакетником соседних домов происходило неясное шевеление, и слышались отзвуки голосов. Главная улица в этот час была пуста, только куры деловито копались в земле, да дремала вполглаза пыльная большая собака.

В общем, спросить дорогу было решительно не у кого. Стесняясь стучать во дворы я битый час бродила по поселку, но нужное место обнаружила только ближе к вечеру.

По правую сторону узкого переулка на самой окраине обнаружилась высокая, местами проломленная глухая стена из потемневшего кирпича. Впрочем, стена только на первый взгляд казалась глухой: метров через сто, где улочка, повернув, переходила в проселочную дорогу, я наткнулась на запертые на засов железные ворота с зубцами.