8-я германская армия. Контрманевр

Наревская (2-я) русская армия А.В. Самсонова официально включала в себя 6 армейских корпусов (из которых один вскоре убыл в 1-ю армию (2-й армейский корпус) и 3 кавалерийские дивизии. Эти части располагались в следующем порядке с запада на восток: 15-я и 6-я кавалерийские дивизии генералов П.П. Любомирова и В.Х. Роопа, обеспечивающие левый фланг наступления 2-й армии, располагались в районе действия 1-го армейского корпуса. Армейские корпуса: 1-й (Л.К. Артамонов), 23-й (К.А. Кондратович), 15-й (Н.Н. Мартос), 13-й (Н.А. Клюев), 6-й (А.А. Благовещенский), а также 1-я стрелковая бригада В.М. Васильева. Правый фланг армии обеспечивала 4-я кавалерийская дивизия А.А. Толпыго.

Всего во 2-й армии после убытия 2-го корпуса в 1-ю армию насчитывалось 10,5 пехотных и 3 кавалерийские дивизии общей численностью до 150 тыс. штыков и сабель. Таким образом, на бумаге 2-я армия представляла собой внушительную силу, способную если и не разбить в одиночку 8-ю германскую армию, то, как минимум, успешно ей противостоять. Генерал Самсонов мог иметь и еще больше войск, однако 9 августа из 2-й армии в 1-ю армию передавался 2-й армейский корпус С.М. Шейдемана и 76-я второочередная пехотная дивизия Ф.Д. Иозефовича, ввиду того, что Гвардейский корпус убыл из 1-й армии под Варшаву.

Свою негативную роль сыграло то обстоятельство, что 2-я армия развертывалась на громадном пространстве шириной примерно в 300 верст. Согласно той методике ведения боевых действий, что придерживались русские генералы, войска, прежде всего, прикрывали определенные операционные направления, а затем уже должны были искать противника в пространстве. То есть даже при планировании наступательных действий высшие штабы исходили из оборонительных установок. Это означает, что подразделения 2-й армии должны были прикрывать и Гродно, и Цеханов, и Новогеоргиевск, и Млаву. Странно, что русские собирались наступать, и тут же, параллельно, «на всякий случай» оставляли в тылах массу войск, оберегающих разнообразные важные объекты. Обыкновенно эти объекты передаются в ведение резервов, да и то немногочисленных, так как максимум живой силы требуется для боя в поле. Но русские военачальники считали по-другому.

Если немцы вывели в поле все крепостные гарнизоны, ландверные дивизии и бригады, даже крепостную артиллерию, то русские запирали второочередные дивизии в крепостях и на охране различных объектов, которым никто не мог угрожать, так как именно русские наступали и, следовательно, владели инициативой действий. Да и вообще – борьба протекала на неприятельской территории, зачем же перволинейные роты и батальоны отвлекались на какую-то охрану в принципе? Ренненкампфу повезло больше – 1-я армия развернулась на нешироком фронте, имея вдобавок многочисленную конницу и наступая сомкнутыми походными колоннами в глубь Восточной Пруссии. Штабу же 2-й армии предписывалось «прикрывать» объекты на фронте впятеро большем. Вдобавок штаб фронта оставлял второочередные дивизии, которые должны были служить вторым эшелоном вторжения и нести своими подразделениями охранные функции в тылу, в своем распоряжении. Поэтому все те предметы местности, что представляют из себя мало-мальскую важность – села, городки, мосты, станции, переезды, – занимались подразделениями двигавшихся вперед армейских корпусов. Это также лишало Самсонова, протестовавшего против подобного разброса сил, значительного количества войск.

То есть завет генералиссимуса А.В. Суворова «Идешь в бой – снимай коммуникации», о чем говорилось выше применительно к 1-й армии, для 2-й армии был надломлен в куда большей степени. Произошло это не по вине штаба 2-й армии, а по вине штаба фронта, почему-то считавшего, что войск, направленных в Восточную Пруссию, более чем достаточно. Исследователь пишет: «С теми или иными трениями корпуса 2-й армии собирались в назначенные им районы, ведя посильную борьбу с армейским и фронтовым командованием, требовавшим от корпусов оставления бригад, полков, батальонов, батарей в тех или иных пунктах для их охраны, отстаивая каждую роту. Расточительность армейского, а особенно фронтового командования в распоряжении подчиненными войсками, казалось, не имела предела: из состава 15-го корпуса, например, было выделено 15,5 рот для охраны железных дорог и мостов»[139].

Главнокомандующий армиями фронта Я.Г. Жилинский, охваченный эйфорией победы под Гумбинненом, вопреки всем канонам военного искусства, ослаблял охватывающую армию в пользу преследующей, перед коей враг и так отходил. Вмешательство штаба фронта в действия армий, прежде всего, было обусловлено намеренным побуждением Жилинского и его помощников руководить войсками. Руководить так, как это понимал генерал Жилинский, чьей фактической непосредственной функцией являлась лишь координация взаимодействия 1-й и 2-й армий.

А 14-го числа Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич распорядился отправить и 2-й корпус в Варшаву, в 9-ю армию. Однако командарм-1 сразу же не отдал своих войск, а 17 августа, после того как определился разгром армии А.В. Самсонова, 2-й корпус был оставлен в 1-й армии. Тем не менее войска 2-го армейского корпуса, сосредоточенные напротив Летценских укреплений, были выключены из борьбы, и в первой фазе Восточно-Прусской операции, до двадцатых чисел августа, участия не приняли.

На деле перспективы наступления 2-й армии выглядели совсем не так радужно. Во-первых, 1-й армейский корпус находился в непосредственном подчинении Ставки Верховного командования: по выражению наштаверха Н.Н. Янушкевича, 1-й корпус являлся «активно-оперативным резервом» Ставки: по окончании Восточно-Прусской операции 1-й корпус немедленно отправлялся в состав Варшавской группировки (9-ю армию). Великий князь Николай Николаевич, рассчитывая открыть третье операционное направление (на Берлин), категорически запретил продвижение 1-го корпуса севернее городка Сольдау, находившегося на левом фланге наступавшей 2-й армии. Вдобавок русские штабы опасались, что немцы сумеют организовать контрудар со стороны сильной крепости Торн, поэтому части 1-го армейского корпуса, вкупе с двумя кавалерийскими дивизиями, должны были обеспечивать операцию 2-й армии с левого фланга еще и на случай маловероятного неприятельского контрудара.

То есть роль 1-го армейского корпуса в операции заключалась в простом и одновременно донельзя пассивном обеспечении фланга 2-й армии, притом, что формально корпус подчинялся командарму-2, но фактически – Ставке. Такой парадокс был возможен только в русской армии, где не имели четко разработанного плана операций, что наглядно подтвердила военная игра апреля 1914 г. в Киеве. Верховный главнокомандующий посчитал, что, располагаясь в Сольдау, 1-й корпус лишь одним своим пассивным присутствием сумеет прикрыть левый фланг 2-й армии. На практике выходило, что командарм-2 мог отдавать приказы комкору-1 Артамонову, но тот всегда мог сослаться на распоряжения Ставки и в какой-то степени пролонгировать указания Самсонова. Подумать о том, что наступавшие центральные корпуса с каждым шагом в глубь Восточной Пруссии будут отрываться от 1-го корпуса, лишь увеличивая зазор, великий князь Николай Николаевич, всецело занятый не предусмотренными перед войной планами вторжения в Германию через Познань, не удосужился.