Причина того обстоятельства, что фланги 2-й армии все более и более «провисали» по мере движения центра вперед, заключалась в том, что штаб Северо-Западного фронта был уверен в том, что 8-я германская армия, разбитая под Гумбинненом, не отступает, а чуть ли не бежит за Вислу. Эти сведения, разумеется, прежде всего опирались на информацию, предоставленную командармом-1, хотя Ренненкампф вечером после Гумбинненского сражения вовсе не чувствовал себя победителем, и неизвестно, что еще вышло бы, возобнови немцы бой на следующий день. При таком раскладе – мифическом паническом отступлении 8-й германской армии за Вислу – немцы ни в коей мере не могли тратить силы на организацию разгрома фланговых корпусов 2-й русской армии.

Именно поэтому Жилинский сообщал Самсонову, что перед ним – «незначительные силы». Ведь генерал Жилинский был уверен, что масса немцев отступила в Кенигсберг, а следовательно, те немецкие войска, что отступают за Вислу по железнодорожной магистрали Алленштейн – Остероде – Дейч-Эйлау, не сумеют оказать надлежащего сопротивления русской армейской группировке. В военной литературе справедливо отмечено, что «само уклонение 2-й армии [к западу], вопреки плану операции и всем предварительным указаниям Жилинского Самсонову, становится понятным, так как разбитый и отступавший противник не мог, разумеется, представлять серьезной угрозы 2-й армии сам по себе. Возможный же контрудар свежих немецких сил со стороны Торна мог быть обнаружен и отведен или задержан наличием в районе левого фланга 2-й армии двух кавалерийских дивизий и целого корпуса»[141].

Не было должным образом согласовано и соподчинение высших инстанций. Командующие армиями могли непосредственно сноситься только с командованием фронта: то есть Ставка не могла повлиять на развитие операции через командармов. Прямой связи друг с другом армии не имели. Соответственно, информация, передаваемая в Ставку и в каждую из армий, отбиралась штабом фронта. А между тем часть войск 2-й армии, как было показано выше, находилась в распоряжении Верховного командования. Очевидно, что проблема не была продумана до конца. Такое положение вещей и вынудило А.А. Керсновского даже говорить о фронтовых объединениях, как организационно себя не оправдавших предприятиях, и, следовательно, необходимости руководства армиями напрямую штабом Верховного главнокомандующего.

Но практика мировой войны доказала как раз обратное: все воюющие стороны постепенно пришли к фронтам (группам армий), ведь отсутствие единого руководства на своем правом ударном крыле стало одной из причин проигрыша германцами битвы на Марне. Просто в Восточно-Прусской наступательной операции Северо-Западного фронта слишком многое играло против русских. Вдобавок еще не факт, что руководство Ставки оказалось бы лучше руководства со стороны Я.Г. Жилинского. Тем более, что как раз в этот момент Ставка была всецело поглощена развитием событий на северном фланге Юго-Западного фронта, где австрийцы успешно теснили русские 4-ю и 5-ю армии, прорываясь к Люблину и Холму, что в перспективе вело к потере Польши русской стороной.

План русских

8-я германская армия должна была быть взята русскими в «клещи» восточнее Алленштейна (либо между Алленштейном и Остероде), чтобы не дать врагу успеть уйти за Вислу. Для достижения этой цели 1-я армия притормаживает свое движение на юго-запад, чтобы предоставить 2-й армии возможность перерезать железную дорогу в районе Алленштейна. Так как Кенигсберг также связывался с Данцигом железной дорогой вдоль побережья Балтийского моря, то конница 1-й армии пошла к крепости, хотя она ни при каком раскладе не успевала преградить неприятелю возможное беспрепятственное отступление из Кенигсберга.

В своей директиве по фронту Я.Г. Жилинский указывал, что намеревается провести маневр по охвату озерного пространства, чтобы обойти оба фланга противника. Но, исходя из того, что крепость Гродно оказалась неприкрытой, главнокомандующий армиями фронта перебрасывает на это направление 2-й армейский корпус из состава 2-й армии. Этот 2-й корпус должен был наступать на линии Гродно – Августов, упиравшейся в Летценский укрепленный район. При этом «чрезвычайное значение» придавалось «прочному занятию этого направления в первые дни операции». Вдобавок Жилинский отметил, что атака Летцена может быть произведена только по его особому указанию, а до того 2-й корпус совершенно выключался из борьбы за Восточную Пруссию, так как, по мысли штаба фронта, должен был прикрывать крепость Гродно.

Таким образом, русское вторжение в Восточную Пруссию развивалось по той схеме, которая была наиболее выгодна для противника, а вдобавок и действия русских военачальников еще более усугубили положение вещей. Русский Генеральный штаб был превосходно осведомлен о контрпланировании неприятеля, однако не сделал ничего, чтобы разубедить его и противопоставить неприятелю что-нибудь существенное.

Помимо прочего, своими телеграммами Жилинский постоянно «подстегивал» 2-ю армию, да к тому же еще, по сути, и обманул (вольно или невольно, какая в конечном счете разница?) командарма-2, информировав его, что разбитый под Гумбинненом противник в панике отступает к Висле. Безусловно, эта информация шла, прежде всего, из самой 1-й армии, но ведь должен же был штаб фронта несколько серьезнее и трезвее оценивать складывавшуюся обстановку. Иначе для чего вообще нужен штаб фронта? В итоге вынужденный подчиняться начальству А.В. Самсонов, в свою очередь, торопил войска, что изматывало силы солдат еще до вступления в сражение.

Основополагающая причина того обстоятельства, что войска Северо-Западного фронта торопились в бой, заключалась в межсоюзных договоренностях. На последних предвоенных совещаниях начальников Генеральных штабов России и Франции возглавлявший русское Главное управление Генерального штаба Я.Г. Жилинский обещал своему французскому коллеге, что в начале войны русские выставят на границе с Германией 800 тыс. штыков и сабель. Разумеется, что послать такую массу войск против собственно Германии в первый месяц войны русские были не в состоянии, так как австро-германский блок являлся монолитным. Оперативное планирование русского Генерального штаба подразумевало, что основная масса русских войск будет брошена против Австро-Венгрии, как это и случилось в августе 1914 г.

Ясно, что французы отлично понимали, что заверения о 800 тыс. штыков относились ко всему австро-германскому фронту. Однако, как только обнаружился первый кризис на Французском фронте (неожиданно для французов большое количество германских корпусов и поражение в Пограничном сражении), как французский главнокомандующий Ж. Жоффр – бывший начальник французского Генерального штаба – напомнил о предвоенных договоренностях. И русская Ставка и главнокомандование Северо-Западного фронта стали торопить с наступлением армий фронта и приступили к образованию Варшавской группы войск – впоследствии 9-й армии.

Выполняя обещания, данные союзникам, русские армии Северо-Западного фронта торопились вступить в сражение за Восточную Пруссию. Прежде всего, после 7 августа, это относилось к войскам 2-й армии. Лишь к вечеру 9 августа 6-й корпус вышел к Ортельсбургу, 13-й – к Вилленбергу, 15-й – к Нейденбургу, 15-я кавалерийская дивизия – к Зелюни. Необходимость перехватить пути к отступлению якобы чуть ли не бегущего врага вынуждала командарма-2 разбрасывать свои и без того ограниченные силы на широком пространстве, попутно оттесняя на север прикрывающих направление по фронту Остероде – Алленштейн немцев.