вглядываясь в них, но не видя ничего, кроме отражения своего сморщенного и недовольного лица с растушеванными на нем яркими румянами.

Человек сложил руки за спиной и даже немного наклонился, будто проявлял снисхождение к Лоре. Но на самом деле он ее изучал. Лора поняла не сразу: его взгляд ощущался, как пальцы. Будто именно они, чужие, забираются к ней через молнию в одежде и пытаются вытащить из-под кожи кости.

– Меня зовут Ламмас, – сказал он, и Лора была готова поклясться, что наконец увидела улыбку в его улыбке: та каким‐то образом стала даже шире. – И, как я уже сказал, мне нужна и та информация, которой ты располагаешь.

– Тьфу ты! Всего лишь информация? Какого рода? – спросила она, мысленно поклявшись, что интересуется исключительно из любопытства.

– О твоем покровителе, Джеке, – ответил он, и тонкие светлые брови, которые Лора старательно выщипывала напротив зеркала каждый вторник, а затем подводила карандашом, вздернулись вверх. – Всего несколько вопросов, и возможность снова ходить – твоя.

Ветер всколыхнул подол шатра, похожий на юбку, и муслиновая ткань обняла их обоих, напоминая вьющиеся языки пламени. Туристы проносили мимо бумажные стаканы, в которых расплескивался горячий пряный пунш с медом и корицей. Где‐то на другом конце рынка пекли лунные пряники из лимонного теста, покрытые сахарной глазурью, и фирменные самайнтауновские хот-доги с куриными сосисками, печеной кукурузой в пармезане и сладким луком. Подгнившими овощами с прилавков тоже пахло, а еще сырой землей, прелой листвой и Немой рекой, откуда тянуло водяной прохладой. Лора не любила гулять по городу, но это было частью ее рабочих будней, ведь, чтобы улучшать инфраструктуру, нужно видеть, где и что именно идет не так. Уже к третьему месяцу своей жизни в Самайнтауне она выучила все его улицы наизусть, а вместе с тем запомнила запахи, их наполняющие.

Тот запах, что она вдруг почувствовала сейчас, когда придвинула к Ламмасу коляску, она чувствовала впервые в жизни – резкий, сладкий… Как цветы и кровь.

– Это что, освежитель воздуха «Луговая свежесть»? – спросила она с издевкой. – Во-первых, твои выводы ошибочны. Если я сижу в коляске, то это не значит, что у меня обязательно есть «покровитель». Это уж точно не Джек. Во-вторых, я тебе не газета! Раскошелься и купи «Вестник Самайнтауна», там о нем постоянно пишут.

Вокруг черных глаз Ламмаса разошлись мелкие морщинки, а растянутые губы дрогнули, будто он только этого и ждал. Лора же снова развернулась, а затем принялась цепляться за стопорные колеса быстро-быстро и крутить их, точно зерно в муку молола. Вокруг завертелись разноцветные шатры, человеческие лица, сувенирные столы и овощные лавки. Лора не знала, куда едет на этот раз, но делала это уверенно и шустро. Может быть, податься на парковку и дождаться Франца у машины, если она все еще там? Или же к дороге с автобусной остановкой, той самой, которую ей опять со скандалами переносить? Или попробовать поймать такси, которые, правда, осенью днем с огнем не сыщешь?

Лора вздохнула, давя назревающую панику колесами, лишь бы от незнакомца с пугающей улыбкой отвязаться. Что‐то с ним ведь определенно не так! Да и откуда ему известно столько о Лоре и ее желаниях? И что за страстный интерес к Джеку? Одержимый его тайнами фанат? Однажды Лору уже окружили посреди улицы малолетние девицы в попытках заполучить через нее автограф. Мужчины, пусть редко, но среди таких девиц тоже бывали, и все, как правило, извращенцы.

– Чего ты прицепился? – бросила Лора через плечо. Даже не оборачиваясь, катясь дальше вдоль торговых улиц, она чувствовала затылком такой же улыбающийся взгляд. И цветочный запах неестественного лета в середине октября тянулся за ней шлейфом, будто Лора испачкалась в пыльце. Тени сгущались по бокам, удлинялись, как и дорожки рынка, кажущиеся ей бесконечно длинными, запутанными. – Если хочешь поболтать о Джеке, в твоем распоряжении весь базар! Он очень популярен, поверь, каждый второй здесь будет рад потрепаться с тобой о нем. Создадите вместе фан-клуб.

– Мне нужно именно то, что знаешь ты, – ответил голос из-за спины, но будто бы над ухом. – В конце концов, лишь трое живут с ним под одной крышей, и ты – самый надежный вариант.

– Откуда… – Лора почти остановилась, но осеклась, поняв, что этого он и добивается. Тряхнула головой, сосредотачиваясь, и снова под коляской зашелестел картон, затем булькнула вода из луж. Лора катилась напролом, остервенело распихивая людей и их тележки. Случайное знакомство, хоть и не самое приятное, вдруг превратилось в настоящую погоню.

«Франц, Франц!» Где же он, когда так нужен?

Лора озиралась на ходу, надеясь вот-вот заметить за широкими спинами рабочих спину поу́же да повыше, обтянутую истертой кожанкой с заклепками и с локонами на плечах, как щупальца медузы. Лора ведь недаром называла его псом: хоть на деле Франц был не опаснее, чем взъерошенный хозяйской рукой шпиц, но лаять умел громко и грозно. Самое то, чтобы этого придурочного, идущего за ней по пятам, спугнуть.

– Знаешь, почему я решил обратиться именно к тебе, а не к вампиру или Королеве фей? – продолжил голос. Снова рядом, снова слишком близко, будто Лора и не двигается вовсе, а стоит с Ламмасом лицом к лицу. – Потому что ты тоже жаждешь справедливости. А разве это справедливо – быть прикованной к коляске после того, чем ты пожертвовала? Выполнять работу, которую на самом деле ненавидишь, а ночью колотить по барабанам, потому что хочешь, чтобы так же колотили по тебе. Отталкивать людей, чтобы тебя не посмели полюбить, и не любить саму себя… Что это за жизнь такая? Разве не это настоящее проклятие? Разве это то, ради чего стоило покинуть синий океан? Давай вместе освободим тебя. На этот раз уже навечно.

Лора не бежала, но дыхание ее все равно сбилось. Не верила в то, что слышала, пусть и нестерпимо того хотела. Сердце ее всегда билось не о ком‐то, а только о самой себе, и она никогда не видела в этом ничего предосудительного. Ведь кто вытащил ее на берег, как она о том мечтала? Кто позволил плясать по жемчужному песку, слушать мандолину, вбирать в себя тепло чужого тела? Кто уже освободил ее однажды из заточения в пещере, где камни холоднее и острее, чем кости обглоданных ею рыб, где подводное течение несет лишь темноту и одиночество? Все это сделала она сама. Нашла, вымолила, принесла жертву. Лишь Лорелея может позаботиться о Лорелее. Никто другой по-настоящему ей не поможет.

– Ты снова сможешь ходить, Лора.

Она мечтала услышать это семьдесят лет и особенно – последние четыре года, когда сновала по кладбищенскому базару каждое четвертое воскресенье, когда встречалась с джиннами, вампирами,