инкубами, демонами-криксами и торговалась, обманывала, покупала, но снова уходила ни с чем. Кто‐то просил у нее предсмертное дыхание – взять стеклянный коробок, окутанный металлическими лозами, и заключить в него последний вдох и выдох человека. Кто‐то просил у нее голос, чтобы она спела на пластинку, как морская дева, даже если от этого у нее польется горлом кровь. Кто‐то запрашивал жертвы человеческие, мол, плоть от плоти лишь дается, а кто‐то давно пленился людской жизнью и просил примитивное – платить деньгами. Какое‐то время Лора даже верила, что чем изощреннее плата, тем выше вероятность, что желание исполнится, пока не поняла: паршивых бизнесменов среди сумеречных тварей в разы больше, чем среди людей, а идиотов – и подавно.

В том заявлении, что Ламмас метнул ей в спину, как серп, тоже не было совершенно ничего необычного, чего Лора не слышала бы раньше. И все‐таки что‐то заставило ее остановиться. Она вздохнула глубоко, сжалась всей верхней половиной тела, прежде чем наконец‐то осознала. «Это чувство, словно что‐то ворошится в грудной клетке, голове и мыслях… Так Джек узнавал мои секреты, когда мы познакомились». Только если Джек ее внутренний шкаф приоткрывал, то Ламмас видел сквозь него.

«Что, если ножницы правда не помогут? Что, если это никакой не вор и не мошенник, а тот, кого я искала все четыре года здесь? Что, если…»

«Если мне рискнуть и согласиться?»

Ноздри Лоры раздулись от запаха, которым ее укутало, и сердцебиение замедлилось, как если бы она снова могла ходить, добежала до высокого холма и там, с разбегу, нырнула в малиновые и ромашковые кущи, и ничего бы вокруг не существовало, кроме безоблачного лета.

– Когда ножницы не сработают, – прошептал Ламмас, нагнав ее, стоя совсем вплотную сзади. – Я буду ждать тебя.

– Ножницы сработают, – процедила Лора, не зная, кого пытается в этом убедить: его или саму себя.

Затем она сглотнула сухость во рту вместе с мыслью, что все это время за ней гнался вовсе не он, а страх поддаться искушению, и продолжила свой путь. Ламмас больше за ней не следовал, ведь все‐таки успел за эти несколько минут посадить внутрь нее семя – и за столько же минут почти его взрастил. Эгоизм служил ему лучшим удобрением.

– Наташа?.. Эй, Наташа!

Лорелея узнала ее издалека. Такую было невозможно с кем‐то спутать – только Наташа могла разгружать фургон быстрее, чем мужчины, столпившиеся вокруг в жалких попытках ей помочь. Мышиного цвета хвостик рассыпался на короткие вьющиеся от ветра прядки, а джинсовый комбинезон пошел пятнами от масляной подливы: очевидно, чугунки, которые она таскала туда-сюда на самый длинный стол под брезентовым навесом, здорово растряслись в дороге. Лора знала кафе «Тыква» по безвкусному интерьеру в вырви-глаз-оранжевых цветах, а вот ее хозяйку – по душевной доброте. Надеясь, что лимит этой доброты она еще не исчерпала (благо, они встречались редко, потому и грубила ей Лора тоже реже, чем другим), Лора покатилась к ней.

– Наташа, отвези меня домой! – выпалила она с ходу. Наташа поставила очередной чугунок, круглый и размером с два арбуза, сдула с лица выбившуюся челку и подняла глаза. – Пожалуйста. Очень надо. Франц куда‐то запропастился, а у меня… У меня проект на носу, и надо…

– И тебе привет, – ответила Наташа, вперив руки в бока с таким видом, что Лора невольно приготовилась затыкать свою гордость за пояс и умолять. Но вместо этого услышала: – Без проблем! Как раз Джеку кофе завезу. Он сегодня не зашел, так что я перелила его в термос. – И она потрясла металлическим тубусом в руке.

Лорелея вздохнула с облегчением и подкатилась к краю тротуара, где был припаркован пикап Наташи с прицепленным фургоном.

– Ой, а ты здесь с Ламмасом встречалась? Не знала, что вы знакомы! Хотя такие люди быстро друзей заводят. Надеюсь, он все‐таки заглянул в музей кукол, который я ему советовала. Сегодня как раз вторник, у них там билеты со скидкой аж тридцать процентов! Может, подойти напомнить…

В ушах зашумела кровь, точно морской прибой. Человек, преследовавший ее через весь рынок, обещавший исполнение давнего желания, все еще стоял неподалеку, буквально через несколько шатров, с невозмутимым видом перебирая какие‐то ракушки и венки из замшелых листьев, лежащие на прилавке возле самовара с бесплатным пуншем. Со своей сияющей улыбкой, приторной и застывшей, как сахарная корка на поверхности крем-брюле, Ламмас был хорошо заметен в толпе.

– Ты его знаешь? – спросила Лора, когда Наташа, помахав Ламмасу рукой и захихикав, когда он помахал в ответ, принялась торопливо освобождать место на пассажирском сиденье. В багажник полетели грабли, сплюснутые белые тыквы с голубовато-серыми прожилками и несколько пивных бутылок. Помогая Лоре забраться внутрь и усесться поудобнее, Наташа сказала:

– Да, это же господин Ламмас! Он каждый день у меня ужинает вот уже несколько месяцев.

– Погоди, месяцев?..

– Ага. Почти ничего не съедает из того, что берет, правда, но таки-и-ие чаевые всегда оставляет, ты бы знала! – Последнее она прошептала заговорщицки, приложив ко рту ладонь. – Сразу видно, хороший человек. Пожалуйста, скажи, что ты ему не грубила!

– Я ему не грубила, – соврала Лора и покосилась на базар тревожно. – Поехали уже!

Наташа сложила ее коляску, закинула в багажник к овощам и двинулась в обход машины, чтобы сесть за руль. Когда мотор пикапа протяжно запыхтел, как старый плешивый пес, вылезший из будки, Лора наконец‐то потеряла Ламмаса в толпе зевак, заполонивших рынок, и чувство, что она вновь принадлежит самой себе, вернулось. Вот только исчезла та уверенность, с которой Лора забирала свою плату у Душицы.

Наташа болтала всю дорогу, а Лора всю дорогу думала. Даже не утруждала себя односложными ответами, разве что при обсуждении Ламмаса навострила уши. Наташа рассказала, что он не местный, приехал недавно погостить, берет много еды навынос для друзей, с которыми приехал и которые вечно на работе, пока он вынужден гулять один. «Милый, вежливый, в меру симпатичный. Немного жуткий, правда, из-за этой своей улыбки, но зато харизматичный. Прямо второй Джек!» – ворковала Наташа, и как бы Лорелея не старалась запомнить ее слова, разузнать о Ламмасе побольше, всех их засасывала другая мысль, превратившаяся в черную дыру: «Домой, скорее приехать бы домой, и выяснить наверняка, подействуют ли ножницы!» Их тяжесть в кармане больше не успокаивала, не казалась воодушевляющей. Будто золотая птица, в форму которой они складывались, клюнула Лору куда‐то в сердце. Оно заколотилось, когда впереди показался трехэтажный особняк из коричневого камня, и Лорелея едва не открыла дверцу пикапа прямо на ходу.

Первое, что она сделала, когда Титания помогла ей подняться в ее спальню, – это закрыла дверь и дождалась, когда та уйдет. Затем Лора сбросила верхнюю одежду, швырнула на пол тубус,