этого желала, но ей почему-то показалось крайне важным ответить. Ей все-таки удалось выудить телефон из кармана, но звонок прекратился. Номер не был ей знаком. Она замерла, зажав в руках телефон. Казалось, она сидит на раскачивающемся на ветру подвесном мостике. Ее качало. И тут телефон зазвонил снова. Тот же номер. «Он будет звонить и звонить до тех пор, пока не сядет батарейка, — подумала она. — Кто-то отчаянно пытается до меня дозвониться».

— Да?

— Это Эмилия Санде? — спросил мужской голос.

— Да.

— Меня зовут Дитлефсен. Я звоню из участка ленсмана в Вест-Лофотене. Кое-кто хочет с вами поговорить.

Плуг. Детоубийца в озере.

Она услышала всхлипы, а потом прерывистое дыхание.

— Мама?

Голос. Она не слышала его двадцать семь лет. Тот самый голос, который едва научился произносить первые слова. И первым словом было «мама».

— Я думаю, что я ваша дочь. Я думаю, я Сара Санде.

Ей казалось, что она бежит изо всех сил, но ноги увязли, и она упала. Телефон выскользнул из рук, она в панике пыталась его поймать.

— Сара! — закричала она.

— Я здесь, — всхлипнул голос на другом конце провода.

Среда, 4 сентября

Глава 89

Лофотенские горы тянулись к небу. Абсолютно безоблачному. Гюру остановилась на дороге внизу, чтобы разглядеть хутор. Маленький, выкрашенный белой краской дом и сарай, по которому было видно, что им давно не пользуются. Как только такси свернуло на подъездную дорожку, она почувствовала, что места ей знакомы. Возможно, она это только вообразила, ведь этот хутор не особо отличался от всех прочих. И все-таки у нее появилось ощущение, воспоминание, как она, еще неуверенно, осторожно, идет по двору, а мама подхватывает ее на руки в момент, когда девочка приближается к сараю.

Однажды весной она почувствовала тягу. К своим корням. Ее приемная мать ожидала этого, так она сказала, однако не смогла скрыть того, что расстроилась. Все следы вели на Лофотены. Сотрудница органов опеки пыталась отговорить ее, убеждала хотя бы еще раз все хорошо обдумать. Далеко не всегда такие истории заканчиваются счастливым воссоединением, уж она-то знала это наверняка. К тому же родная мать девочки была психически больна. Со слов специалиста было понятно, что состояние матери очень, очень тяжелое. Неужели Гюру действительно этого хочет?

Весь предыдущий вечер она пыталась найти ту самую сотрудницу, а еще очень долго проговорила со своей приемной матерью. Ее забрали из Вальберга на Лофотенах. Ее мать звали Каролине Бендиксен — и эта женщина не рожала девочку, которую у нее отобрали. Девочку, которая появилась почти сразу же после того, как из магазина в Свольвере была похищена Сара Санде. Каролине Бендиксен удавалось почти три месяца скрывать малышку от общества, так что два этих факта никто так и не сопоставил. А так как и ее двенадцатилетний сын уверенно утверждал, что это его родная сестра, любые подозрения рассеялись. И Сару Санде зарегистрировали как дочь Каролине Бендиксен.

Гюру… она продолжала думать о себе как о Гюру. Или Сара? Она и сама не знала. Красивое имя, но вроде как и не ее. Она улыбнулась сама себе. Да, это она. Она Сара.

Гюру медленно поднималась по дорожке к дому. Ноги подгибались. Сказывалась бессонная ночь. И переизбыток впечатлений. Слишком сильных впечатлений. На половине дороги она смогла различить лишь крышу сарая и прибавила скорости, словно опасаясь, что хутор исчезнет. На последних метрах у дома ей показалось, что она попала в свой сон. Маленькие окна, разделенные на квад­ратики, знакомое крыльцо… в этот момент дверь отворилась, и появилась женщина. Гюру знала, что ей пятьдесят шесть лет, но выглядела она гораздо старше. Женщина остановилась, нервно потирая руками бедра, прямо через платье, явно свежевыглаженное по такому случаю. Вязаный ободок с розами придерживал волосы. Эмилия Санде принарядилась для великого воссоединения.

Они поговорили еще раз вчера вечером. И хотя Гюру настаивала на том, что нужно дождаться результатов анализа ДНК, мать уверенно утверждала, что узнала ее голос. Несмотря на все прошедшие годы и возрастные изменения, в этом голосе звучали родные нотки.

По лицу матери текли слезы, уголки губ подрагивали, но огонь в глазах не оставлял никаких сомнений: ее дочь вернулась. Эмилия Санде осторожно спускалась по лестнице, а потом бросилась к Гюру. У Гюру не было сил, но обнимающие ее руки матери помогли ей удержаться на ногах, и она была уверена, что больше никогда в жизни не упадет. Мать заплакала, громко, со всхлипами, но иногда в ее плаче слышался и радостный смех.

Лишь когда мать отпустила объятия и вытерла слезы, Гюру поняла, что она тоже плакала. Избавление. Здесь и сейчас. Как и обещал все это время проповедник.

Глава 90

Рино стоял возле кухонного стола, перед ним была уже вторая за сегодня чашка кофе. Он смотрел на записку от Иоакима, которую нашел вчера вечером на холодильнике.

Мне надо тебе кое-что рассказать. Давай поговорим завтра утром? Я болен, в школу не пойду.

Рино стало нехорошо. Он ведь это и так чувствовал. Чувствовал, что Иоаким что-то скрывает. И что-то похуже тайного курения.

Он все еще не мог отойти от событий вчерашнего вечера. Дело приобрело такой поворот, что Рино едва мог в это поверить. Он не смог выдавить из себя ни слова, просто неловко приобнял Гюру, о чем сейчас очень сожалел. Он и так не отличался даром красноречия и всегда с трудом подбирал слова на похоронах. Что же он мог сказать той, чья жизнь полностью перевернулась?

Он было собрался позвонить, но не решился. Нужно было дать ей время.

Рино услышал, как Иоаким зашел в ванную. Им обоим сейчас было нелегко. Он отхлебнул еще кофе и посмотрел в окно. Там начинался день, который обещал стать превосходным. Томас уже позвонил, чтобы рассказать последние новости. Полицейские осмотрели подвал, но обнаруженные кости оказались не человеческими. Это была либо кошка, либо собака. Также в клетке возле одного из подвальных окошек они обнаружили целое кошачье семейство. Кошки были в ужасном состоянии, но живые. Так что, по всей видимости, в одной из комнат устроили кошачье кладбище.

Свихнувшаяся семейка.

Томас также рассказал, что Хенрика Хансена отвезли в региональную больницу Тромсё. Он все еще находился в коме, и полицейские ждали, когда он очнется, так как им нужно было получить его объяснения. Эйнар Халворсен по-прежнему все отрицал. Почему в свое время Хенрик Хансен передал похищенную им Сару Санде своей бывшей жене? На этот вопрос Рино очень хотел бы получить конкретный ответ.

Наконец появился Иоаким. Он выглядел совершенно изможденным. Взяв апельсиновый сок из холодильника, Иоаким сел за стол и начал пить прямо из пакета.

— Стаканом не воспользуешься?

Иоаким покачал головой.

— А ведь я тоже могу захотеть немного сока.

Судя по выражению лица сына, тот так и не понял, в чем проблема.

— Знаешь… — Иоаким опустил глаза.

— Я слушаю.

— Это по поводу Видара.

Именно этого Рино и боялся.

— Ну, знаешь… волосы… или… то, что случилось.

— Ты про то, что кто-то поджег спящего беззащитного мальчика и это привело к ожогам второй степени?

Иоаким кивнул.

— Колись! — Рино заметил, как изменилось поведение сына в последнее время, и причина была вовсе не в подростковом закидоне, здесь явно было что-то гораздо серьезнее.

— Это Видар убил кошку Рене. Когда мы ее нашли, у нее половина шерсти была сожжена. Ее пришлось усыпить.

— И ты отомстил за него?

Иоаким вопросительно посмотрел на отца, а потом яростно покачал головой:

— Не я. Рене.

— Рене?

Иоаким кивнул, не поднимая глаз.

— А ты в этом как-то участвовал?

— Он рассказал мне только на следующий день. Он хотел просто проучить Видара и страшно испугался. Он просил, чтобы