куда нет. Единственное, что я могу вам обещать — постараюсь, чтобы он влипал в моем обществе и при моем активном участии. И защищать его так, как если бы он был моим собственным сыном.

— Но у вас ведь нет детей, — полуутвердительно сказала Афина.

— Я надеюсь исправить этот недочет в ближайшем будущем.

* * *

Часам к четырем пополудни наконец удалось разгрести самое срочное и освободить время для того, что, по уму, нужно было сделать еще вчера. Но — не сделал. Убедил себя, что общественное всегда должно идти вперед личного. Хотя это был так, предлог. На самом деле Аркадию было страшно. Иррационально — он знал, что ничего плохого не случится. Но страх не уходил.

Наконец он решился. Попросил у Кузнецова машину с водителем — тот как раз привез Кирилла с полигона и освободился. Назвал шоферу адрес в ближних пригородах Лиманиона.

…Улица круто сбегала к морю, которое блестело холодной зимней синевой в самом ее конце. Дом, крытый зеленой черепицей, — скорее даже не дом, а небольшой особняк, с огромным садом, с длинной подъездной дорожкой — стоял на самом козырном месте, на холме, откуда открывался шикарнейший вид на Сумрачный залив с его живописными скалами. Аркадий попросил шофера остановиться перед воротами, но выходить пока не стал, а достал из кармана свой безопасный телефон — тот, который даже без сенсорного экрана — и набрал по памяти знакомый номер. Не менявшийся, кажется, с тех времен, когда появились первые связь-карты.

— Да? — спросил сильно изменившийся с возрастом, но все еще знакомый голос.

— Привет, пап, — сказал Аркадий, стараясь понизить голос до еще недавно привычного шелеста. — У меня очень хорошие новости.

— Главное, ты живой, — чуть ворчливо сказал отец. — Это уже хорошая новость. И звучишь бодрее обычного.

— Я звучу гораздо бодрее, — сказал Аркадий уже нормально, не делая специальных усилий. — Просто подумал — а вдруг не узнаешь.

— Ничего себе… — отец запнулся. — Творец, у тебя голос стал, как у Сашки!..

— Возможно, — согласился Аркадий. Почему-то пришлось сглотнуть. — Я уже Сашкин голос не помню. Столько лет прошло. Пап, я чего звоню. Я здоров. Меня вылечили. Я сейчас сижу в машине у твоих ворот. Могу вот прямо сейчас зайти. Ты ведь дома?

Должен быть дома, Аркадий заранее сверился с чатом наружной охраны.

— Дома, да только гости у меня, — неожиданно (еще полчаса назад в чате с отчетами ничего не было!) сказал отец. — Лёшкин приятель, тоже магистр солнца, только что заглянул старика проведать. Не помешает тебе, или попросить его позже зайти?

Аркадий на миг задумался. Что-то кольнуло его, какое-то предчувствие… Ведь был еще один фигурант в семье Кирилла, которого он не до конца проконтролировал. Решил, что это третьестепенная задача. И, скорее всего, был прав — если только не…

— Лёшкин приятель, магистр солнца… — повторил он. — Не Аполлон ли Квашня, часом?

— Ты его тоже знаешь? — отец спросил профессионально спокойным тоном. — То есть он ко мне не просто так зашел. Серьезные дела?

— Скорее, семейные, — весело произнес Аркадий. — Ничего, пап, сейчас разберемся.

Да, в самом деле. Допуск у Квашни есть, причем довольно высокий — А-2. Хоть и просроченный. Вводить его в курс дела хотя бы минимально все равно придется, раз уж он сам влез. Да и дочь, похоже, с ним то ли помирилась, то ли на пути к тому. Значит, можно решить все махом.

…Дом покупали с Лёшкой вместе. Точнее, выбирал-то брат самостоятельно, но привез в госпиталь договор покупки и акт приема-передачи собственности, чтобы Аркадий тоже подписал. «Когда-нибудь выздоровеешь и тоже с нами поселишься, — сказал он без тени сомнения. — Да и деньги, в конце концов, наполовину твои! Без тебя мне бы в жизни так выгодно не вложиться!»

«Ну да, не с твоим транжирством, — не стал отнекиваться Аркадий. — И с нежеланием читать отчетную документацию!»

Отца еле уговорили туда переехать. Он ворчал, что, мол, уже старик и куда там обживать новое место! Но в итоге соблазнили собственным виноградником. Теперь там жил только он и Лёшкина вдова, Татьяна, которую Аркадий встречал всего несколько раз, еще когда был мальчиком-волшебником. В отличие от Лёшки — то есть от магистра солнца Алексея Весёлова — и отца, она не знала, что старший брат ее мужа валяется в госпитале с сердечным имплантом. Думала, что Аркадий пропал тринадцать лет назад — с мальчиками-волшебниками такое постоянно, редко кто достоверно гибнет при свидетелях.

До недавнего времени с том доме обитала еще и младшая из племянниц, но теперь она поступила в летное училище в Орденском анклаве около Шортахая и переселилась там в общежитие. Старшая давно уже была замужем и жила, естественно, с мужем (и с детьми — но своих внучатых племянников Аркадий ни разу не видел, хотя Лёшка еще успел ему похвастаться первым внуком и показать фото). Отец, впрочем, никогда не жаловался на одиночество. В редких телефонных беседах с Аркадием он вообще ни на что не жаловался, наоборот, всегда старался подбодрить сына. Как-то сказал ему: «Мы можем разговаривать — уже подарок Творца». Когда Аркадий был ребенком-волшебником, гиасы запрещали ему видеться с отцом строго-настрого. Он и в школу-то пошел во многом для того, чтобы сообщить тому о своей судьбе.

Однажды отец через классную руководительницу передал Аркадию письмо. Тот только взял его в руки, увидел отцовский почерк — и тотчас оказался в ближайшем Убежище. Без письма.

После того, как Аркадий вырвал собственное сердце, эти ограничения его более не касались. Отец, естественно, узнал: Лёшка, к тому времени уже магистр луны, помогал Аркадию со многими вопросами и не стал утаивать сведения о нем. Но встречаться часто не позволяли вопросы безопасности и здоровье Андрея Васильевича: все еще крепкий в свои тогдашние восемьдесят, он очень тяжело переносил вид исхудавшего до состояния скелета двенадцатилетнего сына на больничной койке.

И вот теперь Аркадий спокойно может зайти в ворота, пройти по выложенной плитами дорожке, подняться на крыльцо дома — номинально его, но он ни разу здесь не был — толкнуть незапертую дверь.

В прихожей было пусто, чисто, аппетитно пахло: кто-то стряпал, либо сама Татьяна, либо приходящая домработница.

Аркадий прошел сквозь знакомый по фото интерьер в гостиную, оттуда — в отцовский кабинет, где тот предпочитал принимать гостей (это и