– Так, – собравшись с силами, сказала я. –Завтра едем в город. Встретимся с Рудневой и выведем Ирину на чистую воду. Ейпридется кое-что нам объяснить. Заодно попытаемся узнать, кто второйпокупатель. Может, это хоть что-нибудь прояснит.

Женька согласилась и устроилась в постели поудобнее.

В ту ночь мы еще долго не спали, тихо переговариваясь втемноте. Меня больше интересовало, зачем стянули труп Патрикеева, Женьку – чтоискали в доме. Соглашаться с тем, что искали как раз труп, она категорическиотказывалась. Так ничего толкового и не придумав, мы наконец уснули.

Утром Ольга Степановна поднялась рано, я слышала, как онаходит по дому, потом проснулся ее внук, двери постоянно хлопали, нечего было имечтать, что опять усну. Окна терраски выходили на восток, от солнца она быстронагрелась, стало душно, и я решила: пора вставать. Женька заворочалась испросила сонно:

– Анфиса, который час?

– Половина девятого.

– Чего этим деревенским не спится? – Она села,потерла глаза и мрачно заявила: – Всю ночь мне покойники снились. Простонаказание.

Услышав наши голоса, в терраску заглянула хозяйка.

– Проснулись? Идемте чай пить.

Мы умылись во дворе под умывальником и вошли в кухню. ОльгаСтепановна накрывала на стол.

– Вы не беспокойтесь, – сказала я. – Мы усебя позавтракаем.

– Да какое беспокойство… Садитесь, я пироги разогрела.

Мы устроились за столом. Ольга Степановна разлила чай,посмотрела в окно, торопливо распахнула раму и сказала озабоченно:

– Куда это народ с утра несется? Неужто опять чтослучилось? Коля! – громко позвала она. – Коля, ты где?

Внук возник возле окна в майке и шортах, с перепачканнымируками. Как выяснилось, он чинил велосипед.

– Какой-то дядька к ихнему дому побежал, – кивнулон на нас. – А за ним полдеревни.

– Какой дядька?

– Откуда я знаю. Он ругается, а остальные так бегут.

– Что делается, – всплеснула Ольга Степановнаруками.

Не доев пироги и не допив чай, мы с Женькой устремились ктетушкиному дому. Я ожидала чего угодно: появления нового трупа или возвращениястарого, но, как всегда, не угадала. Впереди нас бежал внук Коля, забыв провелосипед, за ним мы с Женькой, замыкающей была Ольга Степановна. Оглянувшись,я увидела, что со стороны деревни еще народ подтягивается, и увеличила темп.

Вскоре мы наблюдали довольно забавное зрелище. Возле нашейкалитки стоял мужик лет шестидесяти, в джинсах на два размера больше, чемследовало, подхваченных солдатским ремнем, клетчатой рубашке, потерявшей свойцвет от многочисленных стирок и вытертой на локтях до дыр, и стоптанныхботинках с развязанными шнурками. В общем, по виду вроде бы обычный бомж,правда, со странностями. И джинсы и рубашка были чистыми. Окладистая борода иседая шевелюра делали его облик благородным, несмотря на подозрительнуюкрасноту носа и мутный взгляд. Я почему-то решила, что мужик своих вещейлишился и оделся в то, что подали добрые люди.

На плече у него висел рюкзак, с каким дети ходят в школу,что только подтверждало мою догадку. Стоя спиной к калитке, он обращался ктолпе с вдохновенной речью. Человек десять слушали его, кивая ипереговариваясь. Впереди стояли Надежда Николаевна и мужичок в тельняшке.Надежда Николаевна растерянно смотрела на оратора и время от времени повторялас обидой:

– А говорили, будто он пропал.

Сообразив, что трупы отменяются и народ собрался послушатьбородатого, я тоже уделила внимание его речи.

– Вот что делается на белом свете, – произнесон. – Из родного гнезда выгнали. Не успели покойницу на погост снести, аздесь уже чужие люди хозяйничают. Оставили человека без крова и средств ксуществованию.

– Иваныч, – всплеснула руками наша соседка,пробившись в первые ряды. – Да что ж ты такое несешь? Как тебе не стыдно?

– Ты не встревай, Степановна, еще разобраться надо, ктоденежки супруги моей прикарманил, что она на свой смертный час откладывала.

– Ах ты, бесстыдник, – рявкнула Ольга Степановна,уперев руки в боки. – Да как у тебя язык повернулся…

Ясно было, что еще чуть-чуть и дело дойдет дорукоприкладства, причем мужику в предполагаемом поединке ничего, кроме полногои безоговорочного поражения, не светит. Был он узкоплеч и вообще производилвпечатление голодающего и рядом со статной Ольгой Степановной выгляделзаморышем.

– Уж так и повернулся. А то я не знаю, к чему тысупругу мою подбивала.

– Так скажи, чтоб и я знала.

Я тронула соседку за локоть и спросила:

– Это Патрикеев?

– Он самый, – досадливо плюнув, ответилаона. – Явился, нехристь. Когда жену хоронили, ты где был? А теперь пришелдом делить, бесстыдник?

Народ одобрительно загудел. Тут Женька сделала несколькошагов по направлению к Патрикееву, народ замер. Если привидений Женька бояласьдо судорог и просто глупела на глазах, то мужики во плоти, трезвые или неочень, никакого страха у нее не вызывали. Напротив, они сами Женьку поневедомой причине побаивались. Вот и сейчас, обнаружив ее в досягаемойблизости, Патрикеев дернул плечом и затих, с подозрением к ней приглядываясь.

– Ты кто? – спросила подруга.

Он обвел глазами граждан, точно ища поддержки, и ответилнеуверенно:

– Так ведь я это… хозяин.

– Хозяин чего? – грозно осведомилась Женька.

– Жена моя, Дарья Кузьминична, царство ей небесное…дом… мне по праву… – окончательно смешался мужик.

– Нет у тебя никаких прав. Тетка с тобой развелась. Идом после этого в наследство от брата получила. По закону он мой, а если тыздесь будешь демонстрации устраивать, я тебя в магазин декоративных животныхсдам, придется тебе в клетке сидеть вместе с хорьками.

Угроза, как ни странно, подействовала, хоть и произносила ееЖенька, давясь от смеха. Глаза у дядьки забегали, он беспокойно оглядывался,потом вдруг погрузился в размышления, должно быть, прикидывая, могут егопосадить в клетку с хорьками, или ничего, все обойдется. Тут влез Коля,которому было больше всех надо.

– Почему декоративных? – с интересом спросил он.

– Потому что существо бесполезное, значит,декоративное, – отрезала Женька. И стало тихо.

Тишину через пару минут нарушил Патрикеев.