Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вы не у нас?
— Новый год — домашний праздник, мы семьей. Да и Андрея не оставишь, и живность жалко. Зверье, а чувствует. Что у вас нового? Все живы?
— Все живы, все спокойно.
— Ты, Федя, послушай… — Она замялась. — Это не мое дело, конечно, но ты поосторожнее, а то мало ли, там и так все накалено. Я видела вчера, как ты смотрел на нее. Ты вышел, и она за тобой… Артур знает, можешь не сомневаться, он ушел вслед за вами. Как бы до беды не дошло… крысиный яд под рукой. Не вовремя вы, ребята…
Федор молчал, не глядя на нее.
— Что, так припекло? Или серьезно?
— Не знаю. Спасибо, что сказали. — Он помолчал. — Я знаю, кто убил Зою.
— Знаешь? Кто? — спросила она с любопытством.
— Я думаю, это Марго.
— Марго? — удивилась Саломея Филипповна. — Откуда?
— Я обыскал ее вещи и нашел сломанный ноготь Зои…
— Этого достаточно?
Федор пожал плечами.
— Нужны криминалисты… я ведь даже допросить их толком не могу. Так, поговорить только. Как версия годится. Миша и Марго были любовниками, он порвал с ней, она убила Зою. Ревность. Помните, вы сказали, что ревность — страшное чувство?
— А Марго кто?
— Я думаю, Миша. То, как он обставил убийство… по сути, он повторил первое. Это похоже на месть. Они были знакомы задолго до знакомства Марго и Рубана. Я думаю, Миша подсунул ему Марго.
— Вот оно что… — Она покивала. — Вот и верь после этого людям. На цырлах прыгал, в рот заглядывал… Они что, извести его задумали?
Федор пожал плечами:
— Вряд ли. Может, он хотел по-хорошему с ней расстаться. Знаете, как оно бывает… разорвать характера не хватило, так он отдал ее в хорошие руки. Тем более Леонард Константинович овдовел.
— В хорошие руки! — фыркнула Саломея Филипповна. — Да уж… Лиду я помню, добрая была женщина, всякую живность жалела, но… как бы тебе это… Простая была, одним словом, верила всем — и торговкам на базаре, и цыганкам, к гадалкам ходила… Лиза рассказывала. И у меня все про судьбу выспрашивала, что будет, да как. Складно у тебя получается, Федя. А журналист при чем? Зачем Мишка пытался его убить? Вообще-то не похоже на него, кишка тонка, ни за что не сказала бы.
— Видимо, прижали его, вот он и пошел на убийство.
— Шантаж, что ли? Кто?
— Я думаю, Марго. Она угрожала рассказать Рубану про их отношения, соблазнил, мол… не знаю. Может, было еще что-то, может, он действовал за спиной Рубана, пытался вырваться из-под опеки, и если бы Рубан узнал… Старые люди ревнивы и мстительны.
Саломея Филипповна покивала, потом спросила:
— Говоришь, Марго заставила Мишку убить журналиста… Зачем ей?
— Я нашел письмо… Помните, я говорил, что были анонимки с угрозами? Их никто не брал, они были в секретере, завалились за всякие бумаги. Там было еще одно письмо…
Саломея Филипповна взглянула на Федора в упор:
— Я смотрю, ты времени даром не терял. Что за письмо?
— Письмо от внебрачного сына Рубана.
— От внебрачного сына? — Саломея Филипповна всплеснула руками. — Ну, кобель! Что там?
— Письмо короткое. Пишет, что узнал от матери об отце, замуж она не вышла, перед смертью призналась, кто его отец. Он долго думал, а потом написал. Ему ничего не нужно, просто хотелось бы увидеться. Вместо подписи одна буква «А».
— Она прочитала письмо и решила, что Андрей его сын?
— Похоже на то. Это объясняло, что он делает в Гнезде… на писателя он не похож. Рубан никому не сказал, что нанял телохранителя. И она решила, что появился еще один наследник. Тем более Рубан его привечал, это бросалось в глаза. Марго и Дим ненавидели друг дружку, что тоже бросалось в глаза — Марго не упускала случая сцепиться с ним и наговорить на него отцу. Тем более тут же присутствовал адвокат. Она решила, что Рубан собирается переписать завещание, и надавила на Мишу. Он поддался, но сказал, что на этом все, их пути расходятся, у него другая женщина.
— Гадюшник! Ты заметил, что они все на грани? Марго никогда мне не нравилась — несамостоятельная. Такие не знают, что можно, а что нельзя, на все способны. Да и ты тоже… — Она махнула рукой. — От тебя не ожидала, Федя, честное слово! Серьезный, самоуверенный… взрослый по сравнению с ними, и вдруг… Ладно, зови Андрея, проводим старый год. Да, что хочу сказать! Будь осторожнее, понял?
…Они хорошо посидели. Андрей выглядел бодрым, даже пытался шутить. Никита рассказал, что был около каменной бабы, во время солнцестояния там сумасшедшая энергетика, постоял, солнце пригревает, снег подтаял, и вылезла трава. Там сакральное место, оно притягивает солнечную энергию. Собаки очень чувствуют… Альма легла около бабы и не хотела уходить. Это богиня плодородия, а у Альмы скоро щенки. И вообще скоро весна. День уже стал длиннее.
— Дороги когда почистят, она не сказала? — спросила Саломея Филипповна.
— Дороги уже почистили, я видел машину из города. Если не будет снегопада, можно ехать в город.
— Разбегутся-то гости из Гнезда, — Саломея Филипповна посмотрела на Федора. — Не боишься?
— Если открыли дороги, приедет бригада из города… Когда открыли?
— Вроде вчера еще, мы встретили деда Мищенко, он сказал. Попросил щенка от Альмы.
— Никто у нас еще не знает, — заметил Федор. — Даже дядя Паша.
— Вот и молчи до времени, пусть посидят в Гнезде. Паша тоже просил щеночка для Рубана… — Она вздохнула и задумалась, потом сказала: — Может, останешься с нами?
— Мне лучше быть там, вы же понимаете…
Она кивнула.
…Она вышла его проводить. Сказала:
— А ты не думаешь, что Андрей правда его сын? Письма с угрозами пришлись очень кстати. Где Рубан нашел это агентство?
— Сказал, в почте была листовка. Сын? Вряд ли, не думаю. Но всякое бывает…
— Может, Андрей сам рассказал Марго, что он сын Рубана. Беда, что он ничего не помнит.
Они помолчали. Федор видел, что она колеблется. Взглянул вопросительно.
— Федя, я вот что хочу сказать…
Александр Блок
На дворе дядя Паша рубил дрова — на расчищенном пятачке у сарая, взмокший расхристанный Иван помогал — таскал и складывал в поленницу. Елена в тулупе и валенках, с кружкой кофе сидела на крыльце, наблюдала за мужчинами. Дом был тих и недвижим, над крышей стоял вертикальный столб дыма из трубы. Он поднимался невысоко в серо-белесое небо и растворялся где-то там, наверху. Неохотно светило заспанное оловянное солнце. Снег во дворе осел и отяжелел. Звук топора и хэканье дяди Паши вязли в густом сыром воздухе. Холмы и лес на глазах затягивались сизым туманом.