– Уже легче, – выдохнул Бесо. – Не в каждом поселке есть своя церковь. Где этот поганец Тимур? Неужели так трудно приехать по пустой дороге, а?

– Погодите радоваться, – немного остудил всех Моня, – церковь-то не в каждом поселке, но в каждом третьем точно. А их до черта.

– Мы ехали около двух часов. Может, прикинуть по средней скорости? – нерешительно предложил Савва.

– Ага, тут же кружок юных математиков, – заметил Моня. – Сейчас как сядем да как начнем по формуле высчитывать. Вы в своем уме, молодой человек?

– А не надо, – вдруг сказал Бесо, выбивая остатки табака из трубки в камин. – В колокол среди недели бьют на похоронах.

– И чего?

– Да подкатиться просто к попу и спросить, не помирал ли кто такого-то числа, чтоб хоронили с отпеванием и звоном. Думаете, народ мрет как при чуме? Нет же. Вот вам и разгадка.

– Бесо, ты давно такой православный-то стал? – покачал головой Моня.

– Без бога нельзя, – коротко ответил Бесо и не стал больше развивать тему вероисповедания.

В это время снова пришел Игорь и сообщил, что приехал Тимур и с ним еще четыре машины.

– Пусть Тимур сюда зайдет, – распорядился Клещ. – А ты потом вернись, закипяти нам чайник.

– Хорошо, Ефим Иосифович.

Тимур появился через пару минут – высокий, худощавый грузин в добротной кожанке. Поздоровавшись, он выжидательно уставился на Клеща, знал, чье слово здесь главное.

– Тимур, дело к тебе, – начал тот. – Есть в области поселок, примерно в двух часах езды от города. Ехать не то чтобы быстро, но и не шестьдесят километров. В поселке сосны на каждом участке. А главное, дом кирпичный с зеленой крышей. Три этажа. И церковь. А самое главное – девятнадцатого числа прошлого месяца там кто-то умер и был пышно похоронен под колокольный звон, понимаешь?

– Не совсем, но разберусь, – с заметным акцентом отозвался Тимур. – Искать дом?

– Да. Но так, чтобы никто чужой этого не заметил.

– Сделаю. Времени сколько у меня?

– До обеда, – сказал Акела, почувствовав неприязненный взгляд тестя.

– Я понял. Могу ехать?

– Можешь, – отозвался Бесо, – и аккуратно, Тимур, я тебя умоляю.

– Я понял, – повторил Тимур и повернулся, чтобы уйти, но задержался еще на секунду: – Когда найду, кому звонить?

– Акеле, – злобно вывернул Клещ, и Тимур, кивнув, вышел. – Расходимся, – велел Клещ. – Завтра с утра по результатам решать будем. Ты остаешься здесь, комнату тебе покажут. – Это относилось уже к Савве.

Высказавшись, Клещ поднялся и, попрощавшись, ушел на свою половину. Бесо и Моня тоже ушли, через пару минут за их машинами захлопнулись ворота. Акела и Савва остались в гостиной одни.

– Это правда? – негромко спросил Савва, словно надеясь, что сейчас услышит какой-то другой ответ.

– Правда, – ровным тоном отозвался Акела.

– Как… как это вышло? Ведь с ними был Никита.

– Никита ранен в легкое навылет, лежит в саратовской больнице. Не волнуйся, его не бросим, все, что надо, уже сделали. Когда врачи разрешат транспортировку, привезем сюда. С братом все будет нормально.

– А с женой? – вдруг повысил голос Савва. – С моей женой?

– А с моей? – жестко спросил Акела.

– Я вляпался в это дело из-за вас! Надо было отказаться.

– Что ж не отказался? – по-прежнему спокойно отозвался Акела, глядя ему в глаза.

– Не знаю.

– Иди спать, Савва, сейчас нет никакого смысла продолжать этот разговор, в горячке можно наговорить такого, за что утром будет стыдно. Гостевая спальня на втором этаже, последняя дверь по коридору, там есть все, что нужно.

Дождавшись, когда детектив, ссутулившись, уйдет наверх, Акела, наконец, расслабился немного. Скинул пиджак и галстук, расстегнул рубаху, опустился в кресло. Надо бы тоже поспать, но совершенно нет сил подняться в спальню. Там висит Алькина фотография, лежат ее вещи, книги. И так страшно представить, что всего этого вдруг может не быть больше.

Оставшиеся в живых порой осуждают мертвых, порой страдают и каются. И в том и в другом случае есть что-то наигранное, что-то лицемерное. А мертвым уже нет дела до нас, до нашей морали…

Кавабата Ясунари. «Тысячекрылый журавль»

Нас оставили в машине, предварительно заблокировав двери. Я растерянно озиралась по сторонам и понимала, что даже угадать не могу, где мы находимся и у кого. Этот двор, дом, вообще поселок я видела впервые в жизни. Переведя взгляд на Ольгу, заметила, что и она в недоумении.

– Саша, где мы, а?

– Это хороший вопрос. Из разряда тех, что ответа не требуют. Давай-ка вот что, – я развернула ее за плечи так, чтобы видеть глаза, и требовательно сказала: – Договоримся сразу, пока есть возможность. Ты думаешь только о детях, поняла? Только о себе и своих детях, никого вокруг не замечаешь. Что бы ни происходило – есть только ты и дети, нет ни меня, никого вокруг. Оля, услышь меня, это важно. Я все сделаю, чтобы вас защитить, но ты мне не мешай – это все, о чем я тебя прошу, ты понимаешь? И отключи голову. Старайся вообще ни о чем не думать, кроме детей.

Ольга смотрела на меня расширившимися глазами:

– Сашка, ты что говоришь-то?

– То, что знаю! – отрезала я. – Ни во что не вмешивайся, поняла? Ты не поможешь, только хуже сделаешь. Я говорю серьезно, Оля, а не для того, чтобы тут из себя героиню корчить. Мне тоже страшно, еще как, но это нам не поможет. Потому я возьму себя в руки и постараюсь хотя бы слегка смягчить неприятности. А твое дело не мешать мне.

Паршинцева послушно кивнула, но я увидела, как в глазах ее поселился ужас, и это было непонятно. Но ничего, мне сейчас самое главное уяснить, кто является причиной нашего вынужденного вояжа, а уж тогда пойму и как быть.

– И еще, – вдруг решилась я и сжала Ольгину руку. – Пока будет возможность, молчи о беременности. Послушай меня – молчи. Бить нас вряд ли будут, так что незачем им знать, слышишь?

Она снова кивнула, машинально поглаживая свободной рукой живот. Этот жест появляется у беременных довольно рано, видимо, инстинктивно будущая мать старается таким образом дать понять ребенку, что все в порядке.

– Оля, и не бойся. Нас непременно отсюда вытащат.

– Знать бы еще, откуда отсюда, – чуть улыбнулась она. – Даже не знала, что есть такие поселки, когда лес прямо во дворе. Ты посмотри только, какие сосны, им же лет двести.

– У меня такое впечатление, что это территория заповедника, тот кусок, что лет десять назад под застройку отдали, – снова оглядывая двор и деревья, произнесла я. – Больших денег участки стоили. Я, конечно, не ручаюсь, но больше ничего на ум не приходит. Если это так, то мы километрах в двухстах от города. М-да, не рядом, пешком не дойдешь чуть чего.