приходов. К 7 ноября он, по установившейся традиции, послал телеграмму И. Сталину, опубликованную в прессе. Однако юридическое положение обновленчества оставалось неясным. В связи с образованием двух государственных органов, курировавших религиозные организации, Александр Введенский поставил вопрос о передаче обновленческой Церкви в ведение Совета по делам религиозных культов, что фактически узаконило бы ее существование как полностью независимой организации. Но Первоиерарху без каких-либо оснований отказали в просьбе, возглавляемые им иерархи и приходы остались в ведении Совета по делам Русской Православной Церкви. Власти отказывались рассматривать обновленчество как независимое религиозное течение, и это не предвещало ничего хорошего[382].

Осенью 1943 г. позиция государственных органов окончательно определилась. В упоминавшемся докладе И. Сталину Г. Карпов, излагая свою точку зрения, писал, что возглавляемый им Совет, «исходя из того, что обновленческое течение сыграло свою положительную роль на известном этапе и последние годы не имеет уже того значения и базы, и принимая во внимание патриотические позиции Сергиевской Церкви, считает целесообразным не препятствовать распаду обновленческой Церкви и переходу обновленческого духовенства и приходов в патриаршую сергиевскую Церковь». Эти соображения получили полное одобрение председателя Совнаркома, написавшего на докладной записке две резолюции: «Тов. Карпову. Согласен с Вами. И. Сталин» и «Правильно. И. Сталин». 16 октября Г. Карпов направил в Совнаркомы союзных республик, в краевые и областные исполкомы секретное письмо: «Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР сообщает для сведения, что в тех случаях, когда обновленческое духовенство по своему желанию переходит из обновленческой ориентации в патриаршую сергиевскую Церковь, препятствовать не следует. Также не следует препятствовать переходу групп верующих или в целом приходов по желанию верующих из обновленческой в сергиевскую Церковь. Условия приема митрополитов, епископов и священников обновленческой ориентации устанавливает патриарх Сергий и на месте его епископат»[383].

Выбор И. Сталина в пользу Московского Патриархата был продиктован, прежде всего, прагматическими соображениями. Обновленчество нe пользовалось широкой поддержкой верующих внутри страны и за рубежом, большая часть Поместных Православных Церквей их не признавала, воспринимая как раскольников и узурпаторов церковной власти. Кроме того, на оккупированной территории германским командованием были закрыты почти все обновленческие храмы, а духовенство репрессировано, в то время как там появились тысячи новых патриарших храмов. Причина отвержения обновленчества заключалась и в том, что относительно консервативная Московская Патриархия в гораздо большей степени являлась носительницей национальных традиций. Это было особенно важно в годы войны.

Патриархия проводила по отношению к кающимся обновленцам твердую линию. Причем она несколько ужесточилась в течение последних месяцев 1943 г. В первой половине октября в беседе с Г. Карповым Патриарх Сергий, возражая против какого-либо общения с Александром Введенским, ставил «следующие условия принятия обновленческого духовенства: а) женатых митрополитов и епископов, не лишая сана, отстранить от церковной деятельности, оставив их за штатом; б) монашествующих (или вдовых) митрополитов и епископов принять в патриаршую Церковь, но переводя митрополитов в архиепископы или епископы, а епископов в священники, допуская в последующем их восстановление в прежнем сане»[384].

Однако после сессии Священного Синода 20–28 октября, рассматривавшей среди прочих вопросов прошения о воссоединении обновленческих митрополита Ярославского Корнилия и архиепископа Тульского Петра, эти условия стали более жесткими. В дальнейшем в сущем сане принимались только священнослужители, получившие его до 1923 г., когда обновленцы были запрещены Патриархом Тихоном, если они не вступали в брак. А священнослужители обновленческого поставления принимались мирянами или в том сане, который они имели до уклонения в раскол.

5 ноября 1943 г. в зале заседания Священного Синода в Москве был совершен чин приема в Московский Патриархат первого обновленческого архиерея – архиепископа Михаила (Постникова). Свое письменное покаяние он прочитал вслух и был принят в сане епископа, как рукоположенный в 1922 г., с назначением на Архангельскую кафедру. А затем в течение нескольких месяцев по стране прокатилась волна ликвидации обновленческих общин и массового возвращения духовенства. Произошло это не без вмешательства гражданских властей.

В декабре у Александра Введенского родилась дочь и ему был выдан пропуск для поездки в Ульяновск к семье с правом возвращения в Москву. Однако затем в течение 10 дней ему не разрешали обратный выезд в столицу. За эти дни в юрисдикцию Патриарха Сергия перешли шесть из семи обновленческих московских храмов, и 21 декабря архиепископ Звенигородский Андрей Расторгуев со всем причтом кафедрального собора Воскресения в Сокольниках. Одновременно прекратилась связь с цитаделью обновленчества – Средней Азией. Отчаянные телеграммы Первоиерарха оставались без ответа, наконец, им было получено сообщение, что Средне-Азиатская епархия признала Патриарха Сергия, «в связи с чем поминовение Вашего имени за богослужением нами прекращено». Епископ Ташкентский Сергий Ларин 27 декабря был присоединен мирянином, но вскоре после этого получил поставление во епископа Московского Патриархата. Позднее выяснилось, что из Средней Азии шли в Москву и Ульяновск к Александру Введенскому десятки писем и телеграмм от священников и мирян с запросами, но ни одного из них Первоиерарх не получил. Вслед за Средней Азией пали две другие обновленческие твердыни – Кубань и Северный Кавказ[385].

Переход принесшей покаяние общины ленинградского Спасо-Преображенского собора в Московский Патриархат произошел 9 января 1944 г. В феврале на заседании Священного Синода митрополит Алексий (Симанский) выступил с докладом о принятии им в церковное общение всех обновленческих приходов епархии[386].

Завершилась история обновленчества в Ленинграде принятием в общение с Патриархатом Сергия Румянцева. Его прошение на имя митрополита Алексия было подано в июне 1944 г., однако к нему подошли особенно требовательно. В постановлении Священного Синода и Патриаршего Местоблюстителя от 28 июня указывалось: «Принимая во внимание крайний соблазн, посеянный среди духовенства и верующих Ленинграда принятием обновленческого епископского посвящения Румянцевым, служившим до последнего времени председателем православных двадцаток в ряде храмов Ленинграда и являвшимся, таким образом, представителем православных общин верующих, хотя Румянцев в то же время пребывал в обновленчестве, будучи заштатным обновленческим священником… для принятия его в каноническое общение с Православной Церковью необходима такая же гласность его обращения, какою сопровождалось его выступление в качестве обновленческого епископа, когда им открыто совершались службы, посвящения клириков и произносились проповеди». Синод поручил принять Румянцева «через публичное покаяние по установленному для приема обновленческих епископов чину… как мирянина»[387].

24 июля последний в Никольском кафедральном соборе принес покаяние перед лицом архиепископа Псковского и Порховского Григория (Чукова). Румянцев был принят как мирянин, но уже вскоре удостоен рукоположения в сан диакона и священника, став настоятелем Троицкой церкви в Лесном. Оставаясь пресвитером, он еще долго служил в Ленинграде.

Кроме правящих и пребывающих на покое обновленческих архиереев, в Московский Патриархат перешли не менее четырех