А что я ему скажу?

Пока я пила – вернее, впихивала в себя какао, чтоб были силы, и отирала с лица слезы, Оттавио суетился вокруг, подкладывая на тарелку печенье и отгоняя любопытную горничную, которая так и норовила задать какой-то вопрос.

– Сеньора, – сказал он наконец. – У меня есть чудесная нюхательная соль.

– Неумолимая, Оттавио, – произнесла я, глядя в никуда. – Неумолимая! Давай свою соль.

Гадость, которую он заставил меня нюхнуть, привела в чувство моментально. Пожалуй, я даже готова пойти к Даймонду, ведь мне необходимо спросить его кое о чем. Но вот сообщать ли ему о ходе событий? Он же со вчерашнего дня в неведении. Если только…

– Оттавио?

– Да, Неумолимая?

– Ты говорил хозяину про суд?

– Нет, сеньора Бренна, – вздохнул он. – Мне очень хотелось рассказать, но я не посмел.

– Ну вот и славно, – заключила я, поднимаясь. – Я расскажу сама. Который час?

– Без двадцати десять, Неумолимая.

– Пора собираться. А что, охрана все время там?

– Да, они дежурят попеременно. Не понимаю, зачем это нужно. Хозяин никуда не сбежит.

– У них тоже правила, – усмехнулась я. – Все миры разные, но в каждом есть обязательные элементы. Как, например, тюрьма и независимая охрана. И законы, которым они подчиняются, написаны не креадором, а Верховными творцами. Далеко ли нам идти?

– Во флигель, Неумолимая. Прошу вас следовать за мной.

Оттавио подал мне мою шаль. Этой шали уже много лет, но я не расстаюсь с ней, особенно холодными вечерами.

Сейчас был как раз такой.

Мы вышли во двор. Узкая дорожка, посыпанная гравием, вела к одноэтажному каменному флигелю. Оттавио распахнул передо мной дверь, и мы сразу очутились в коротком широком коридоре. На стуле у крепко сбитого стола сидели два гвардейца и резались в карты. При виде нас они вскочили с мест, хотя в струнку и не вытягивались. Насколько я помню – мне они не подчиняются, значит, это элементарная вежливость.

– Свидания разрешены, я полагаю? – спросила я, изо всех сил сохраняя хладнокровие. Кто знает, что за люди эти гвардейцы.

Ни слова не говоря, один из них вышел из-за стола и кивком предложил мне следовать за ним.

Коридор сразу заворачивал. За углом находилась камера – одна-единственная. Помещение с решеткой во всю стену. За решеткой на койке сидел мой креадор. Увидев меня, он вскочил, но не сдвинулся с места. Гвардеец отпер замок и, открывая дверь, буркнул:

– Двадцать минут!

После чего пропустил меня внутрь и запер вместе с Даймондом.

А затем быстрым шагом удалился.

Мы бросились друг к другу и обнялись.

– Фейри моя, – шептал Даймонд, гладя мои волосы и плечи. – Как я скучал…

Я не могла говорить, просто прижималась к нему. Хотелось плакать, но я старалась держаться. Вот уж точно сейчас это не к месту.

Даймонд наклонился и нашел мои губы.

Вкус миндаля был таким явственным, будто он ел его только что, хотя дворецкий, утверждавший, что хозяин ест то же, что и мы, никакого миндаля к столу не подавал.

– Оттавио кормит тебя миндалем? – прошептала я, на миг оторвавшись от требовательных губ и проведя рукой по щеке моего мага. Он сегодня не брился…

– Тебе опять мерещится миндаль? – грустно улыбнулся Даймонд. – Нет никакого миндаля на самом деле. В Мире-на-краю обостряются чувства и ощущения. Поэтому ты так явственно чувствуешь миндаль.

– Я не понимаю.

Креадор вздохнул.

– Ты ведь ощущаешь мою ауру?

– Да, но… это вообще не запах.

– Ты рано потеряла родителей, так ведь? Поэтому не знаешь, что аура достается от обоих родителей. Просто ты аналитик, поэтому раскладываешь мою ауру на две составные части. Одна из них – этот самый запах. – Я чуть отстранилась, во все глаза глядя на него. – Ты ведь знаешь, что «баум» означает «дерево»?

Я медленно кивнула.

– Ну а фамилия моей матери – Альмендрас. Это и есть «миндаль». Даймонд Альмендрас-Баум. Я твое миндальное дерево, Бренна.

У меня перехватило дыхание.

А в следующую секунду я вцепилась в Даймонда и разрыдалась в голос. Не было сил больше сдерживать напряжение.

Даймонд сгреб меня в охапку и, дошагав до койки, сел, посадив меня к себе на колени.

Он обнимал меня, а я могла только плакать, думая про себя: ну почему он не сказал мне раньше. Как будто это могло что-то изменить…

Когда я немного успокоилась и уже только слегка всхлипывала, Даймонд погладил меня по голове и мягко сказал:

– Время летит очень быстро. Скоро явится бравый гвардеец. Ты, наверное, хотела поговорить?

– Да, – кивнула я, и мозг тут же заработал в нужном направлении. – Ты можешь сказать, где впервые обнаружил измененные ауры жителей? Ты смотрел по карте?

Даймонд перестал меня обнимать и двумя руками развернул к себе мою голову, пристально глядя в глаза.

– Ты ходила по карте?

– Угу.

– И… что?

– Ничего. Все равномерно. Поэтому я хочу понять: где входные ворота. Ты был прав: скорее всего, это пришло снаружи. Так где ты это заметил, можешь сказать?

– Да, – медленно отвечал Даймонд, отпустив меня. – Это к северу, деревушка, которая называется Боскву. День на машине или три часа в дирижабле. Я был там с Оттавио, но… не нашел ничего.

– Возможно, мне повезет больше, – тряхнула головой я.

Даймонд задумался.

– Сколько у меня времени? До прибытия вертолета – пара дней?

– Какого вертолета?

Креадор во все глаза смотрел на меня.

– Ты не связалась с Лигой? Не вызвала вертолет? – он улыбнулся. – Мы просто будем сидеть здесь, пока Мир-на-краю не схлопнется и не станет ядовитым облаком? А как же соседи? Мы же всех отравим.

– Твое чувство юмора, конечно, потрясающее, но я не столь изощренна, – пожала плечами я. – Я просто обратилась в суд семиугольника.

Трудно описать словами выражение лица, которое было у Даймонда.

Крайняя степень изумления? Восхищение? Священный ужас? Все не то – и все сразу.

Спросить он, увы, ничего не успел, а я не успела ничего рассказать. Явился гвардеец, и мне пришлось уйти.

Эту ночь я спала плохо.

Мне впервые приснился детский кошмар, который я привыкла использовать в качестве заслона – девочка под деревьями. Только одно из деревьев ломалось. Потом, словно в сохраненной версии, девочка спускалась во двор снова – и снова сильный ветер ломал дерево… Так продолжалось несколько раз, по кругу. Пока я со стоном не проснулась.